2 ноября посол Франции в Минске Мишель Ренери огорошил общественность заявлением, что солдаты Наполеона погибли в России «за мир и идею новой Европы, в которой сегодня мы живем». В общем, за европейские ценности, которые принесли диким русским варварам.
Интересно, что сами предки земляков мсье посла вспоминают об этом несколько иначе. Например, в Москве французы и их союзники своими нравами поражали даже оставшуюся, далеко не самую лучшую часть москвичей.
«Хрестоматийный» пример – превращенные в стойла и нужники храмы и дворцы, где «носители цивилизации» и их лошади справляли нужду. Позже владельцы дворцов, где квартировали блестящие шевалье и их четвероногие друзья, вернувшись и втянув воздух ноздрями, жить в них отказывались. И отдавали свои имения под общественные заведения. Именно поэтому в Москве при «ужасном царизме» ночлежки и больницы для простонародья располагались в некоторых бывших дворцах.
200 лет назад в варварскую Москву по Смоленской дороге заявилась практически вся тогдашняя «цивилизованная» Европа: французы, баварцы, швейцарцы, хорваты, пруссаки, португальцы, голландцы, фламандцы, датчане, чехи, поляки, итальянцы, австрийцы, венгры, испанцы… По этой же дороге, спустя несколько месяцев, носители прогресса и «двунадесяти языков» убегали назад на родину лягушачьих деликатесов. Поскольку подходящих дворцов поблизости не было, наполеоновцы, превратившиеся в дезорганизованную и деморализованную толпу, познакомившиеся с «генералом Морозом», справляли всякую нужду, не раздеваясь. То есть, прямо в штаны. Снять их и отойти в сторону, как вспоминали позже в мемуарах выжившие, было равнозначно смерти. Смерти от мороза (обессилевших и отстававших никто не ждал), казачьих сабель и крестьянских вил.
По обочинам дороги стояли дома местных «варваров», несколькими месяцами ранее ограбленные и полуразрушенные (чтоб не мозолили глаз неевропейским видом) прогрессивными наполеоновцами, сначала считавшими, что «грюбий мюжик-варвар» должен быть счастлив уже лишь от встречи с «носителями идеи новой Европы». Однако после Бородино, Малоярославца, Красного и т.д. голодные и, мягко говоря, плохо пахнущие шевалье-кавалеры, были просто счастливы, увидев уцелевшие избы «варваров». Робко постучав в дверь, они жалобно канючили: «Шер ами (Cher ami), кюшать…». И, как правило, «загадочная русская душа» несколько месяцев назад до нитки ограбленная этим же обкакавшимся воинством, сжалившись, делилась с ним последними крохами хлеба. И давала возможность отогреться. Отъевшиеся и отогревшиеся носители цивилизации галантно представлялись «шевалье такой-то».
В буквальном переводе слово «шевалье» означает одновременно и кавалера и конника. Происходит оно от французского слова «конь» («le cheval»). В монархической Франции кавалеры вступали в битвы только верхом. Сегодня для нас слово «шевалье» звучит достаточно красиво... А двести лет назад, для крестьян Смоленщины и Витебщины это слово зазвучало как синоним гнили и падали.
Во-первых, драпавшие наполеоновцы кушали останки лошадей. Во-вторых, крестьяне слышали это слово от французских солдат, которые, по их мнению, и сами себя называли швалью, в смысле "шушера", "сброд". Простой крестьянин, которому проникнувшийся западными «философиями» и прекрасно изъяснявшийся по-французски, зато с трудом говоривший по-русски, барин годами втолковывал, что он хам и варвар, ставя в пример цивилизованных французов, теперь видел их воочию. И даже нюхал дух «свободы, равенства и братства».
Тогда же и возник еще один неологизм – «шерамыжник» (или «шерамыга»). От французского «шер ами» (cher ami) - милый друг, любезный. По данным филологов и авторов словарей русского языка, начиная с знаменитого В.И.Даля: «Слово "шаромыжник" (или шеромыга) появилось в русском языке благодаря голодным наполеоновским солдатам, которые, отступая вынуждены были просить милостыню у крестьян и обращались к русским мужикам со словами chers amis ("шер ами") – дорогой друг. Повлияли и чисто русские слова "шарить" и "мыкать"» (Микитич Л.Д. Иноязычная лексика, Л.: «Просвещение», 1967).
Сегодня «шерамыжник» (или «шаромыжник») – это подозрительный тип, скорее всего жулик, от которого надо держаться подальше и внимательно следить за своим добром. А тогда оно обозначало человека замерзшего и оборванного вида, который чего-то у тебя просит, начиная словами "шер ами". Потом распространилось на всех попрошаек.
Видимо не случайно, закутавшись в теплую шубу, Наполеон бросил свою армию и с небольшим отрядом убежал в Париж, как только понял, что толпа шерамыжников – не армия.
Слово "шаромыжник", относилось и к тем наполеоновцам, что попали в плен, разъезжая по русским селениям в поисках провианта. Французские фуражирные команды поначалу культурно «покупали» скот и провизию за фальшивые рубли. А потом просто стали грабить, видимо, когда поняли, что местное население не такое культурное, как они сами. Француз, входя в дом, сначала ласково говорил хозяину "cher ami", а потом требовал: «Яйки, млеко, шпэк» (пардон, сало). После чего, кроме сала, яиц, хлеба и молока, забирал все, что ему хотелось. Таких людей тоже называли "шерамыжниками". Но в данном случае это слово использовалось не как синоним попрошайки, а как название человека, который даром, "на халяву", разбоем забирал все, что ему хотелось.
Такая практика, понятно, вызвала взрыв возмущения у крестьян, вылившийся в партизанскую войну. Тогда-то и появились первые пленные шаромыжники. Часть их отправляли в тыл, других распределяли по дворам в качестве бесплатной рабочей силы – восстанавливать сожженное и разрушенное.
Интересно, что сами предки земляков мсье посла вспоминают об этом несколько иначе. Например, в Москве французы и их союзники своими нравами поражали даже оставшуюся, далеко не самую лучшую часть москвичей.
«Хрестоматийный» пример – превращенные в стойла и нужники храмы и дворцы, где «носители цивилизации» и их лошади справляли нужду. Позже владельцы дворцов, где квартировали блестящие шевалье и их четвероногие друзья, вернувшись и втянув воздух ноздрями, жить в них отказывались. И отдавали свои имения под общественные заведения. Именно поэтому в Москве при «ужасном царизме» ночлежки и больницы для простонародья располагались в некоторых бывших дворцах.
200 лет назад в варварскую Москву по Смоленской дороге заявилась практически вся тогдашняя «цивилизованная» Европа: французы, баварцы, швейцарцы, хорваты, пруссаки, португальцы, голландцы, фламандцы, датчане, чехи, поляки, итальянцы, австрийцы, венгры, испанцы… По этой же дороге, спустя несколько месяцев, носители прогресса и «двунадесяти языков» убегали назад на родину лягушачьих деликатесов. Поскольку подходящих дворцов поблизости не было, наполеоновцы, превратившиеся в дезорганизованную и деморализованную толпу, познакомившиеся с «генералом Морозом», справляли всякую нужду, не раздеваясь. То есть, прямо в штаны. Снять их и отойти в сторону, как вспоминали позже в мемуарах выжившие, было равнозначно смерти. Смерти от мороза (обессилевших и отстававших никто не ждал), казачьих сабель и крестьянских вил.
По обочинам дороги стояли дома местных «варваров», несколькими месяцами ранее ограбленные и полуразрушенные (чтоб не мозолили глаз неевропейским видом) прогрессивными наполеоновцами, сначала считавшими, что «грюбий мюжик-варвар» должен быть счастлив уже лишь от встречи с «носителями идеи новой Европы». Однако после Бородино, Малоярославца, Красного и т.д. голодные и, мягко говоря, плохо пахнущие шевалье-кавалеры, были просто счастливы, увидев уцелевшие избы «варваров». Робко постучав в дверь, они жалобно канючили: «Шер ами (Cher ami), кюшать…». И, как правило, «загадочная русская душа» несколько месяцев назад до нитки ограбленная этим же обкакавшимся воинством, сжалившись, делилась с ним последними крохами хлеба. И давала возможность отогреться. Отъевшиеся и отогревшиеся носители цивилизации галантно представлялись «шевалье такой-то».
В буквальном переводе слово «шевалье» означает одновременно и кавалера и конника. Происходит оно от французского слова «конь» («le cheval»). В монархической Франции кавалеры вступали в битвы только верхом. Сегодня для нас слово «шевалье» звучит достаточно красиво... А двести лет назад, для крестьян Смоленщины и Витебщины это слово зазвучало как синоним гнили и падали.
Во-первых, драпавшие наполеоновцы кушали останки лошадей. Во-вторых, крестьяне слышали это слово от французских солдат, которые, по их мнению, и сами себя называли швалью, в смысле "шушера", "сброд". Простой крестьянин, которому проникнувшийся западными «философиями» и прекрасно изъяснявшийся по-французски, зато с трудом говоривший по-русски, барин годами втолковывал, что он хам и варвар, ставя в пример цивилизованных французов, теперь видел их воочию. И даже нюхал дух «свободы, равенства и братства».
Тогда же и возник еще один неологизм – «шерамыжник» (или «шерамыга»). От французского «шер ами» (cher ami) - милый друг, любезный. По данным филологов и авторов словарей русского языка, начиная с знаменитого В.И.Даля: «Слово "шаромыжник" (или шеромыга) появилось в русском языке благодаря голодным наполеоновским солдатам, которые, отступая вынуждены были просить милостыню у крестьян и обращались к русским мужикам со словами chers amis ("шер ами") – дорогой друг. Повлияли и чисто русские слова "шарить" и "мыкать"» (Микитич Л.Д. Иноязычная лексика, Л.: «Просвещение», 1967).
Сегодня «шерамыжник» (или «шаромыжник») – это подозрительный тип, скорее всего жулик, от которого надо держаться подальше и внимательно следить за своим добром. А тогда оно обозначало человека замерзшего и оборванного вида, который чего-то у тебя просит, начиная словами "шер ами". Потом распространилось на всех попрошаек.
Видимо не случайно, закутавшись в теплую шубу, Наполеон бросил свою армию и с небольшим отрядом убежал в Париж, как только понял, что толпа шерамыжников – не армия.
Слово "шаромыжник", относилось и к тем наполеоновцам, что попали в плен, разъезжая по русским селениям в поисках провианта. Французские фуражирные команды поначалу культурно «покупали» скот и провизию за фальшивые рубли. А потом просто стали грабить, видимо, когда поняли, что местное население не такое культурное, как они сами. Француз, входя в дом, сначала ласково говорил хозяину "cher ami", а потом требовал: «Яйки, млеко, шпэк» (пардон, сало). После чего, кроме сала, яиц, хлеба и молока, забирал все, что ему хотелось. Таких людей тоже называли "шерамыжниками". Но в данном случае это слово использовалось не как синоним попрошайки, а как название человека, который даром, "на халяву", разбоем забирал все, что ему хотелось.
Такая практика, понятно, вызвала взрыв возмущения у крестьян, вылившийся в партизанскую войну. Тогда-то и появились первые пленные шаромыжники. Часть их отправляли в тыл, других распределяли по дворам в качестве бесплатной рабочей силы – восстанавливать сожженное и разрушенное.
Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках
