Боевая маршрутка Пехоты
Игорь Судак

Боевая маршрутка Пехоты

Одинокий протест Карпуха сто лет так не удивлялся. Это была уникальная маршрутка. Он понял это едва только в нее зашел. На самом видном месте – справа от водилы – красовалась надпись: «ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ: 1. Дверью не хлопать. 2. Семечки есть вместе с шелухой. 3. На украинской мове говорить только шепотом! ШТРАФ за нарушение пунктов 1 и 2 – 10 гривен, за нарушение пункта 3 – высадка на месте! С уважением водитель маршрутки – Пехота С.Н.» Тут же под правилами был запрещающий знак с перечеркнутым апельсином. А в салоне прямо над окнами тянулась строчка из БГ:«Люди, стрелявшие в наших отцов, строят планы на наших детей!», получившая в Украине, давшей приличный крен в сторону национализма, новый смысл. «Ну, водила, ну молодчага! Вот так протест! - подумал Карпуха, усаживаясь на боковое сидение и с удовольствием оглядывая салон. То здесь, то там были признаки резкого неприятия хозяином этой машины всего того, что еще недавно вызывало у многих щенячий восторг. - Как это он умудряется еще спокойно колесить по улицам Киева? Я думал, только я – боец. А тут такая глыба! Да еще и фамилия у него боевая – Пехота!» Впрочем, Карпуха обратил внимание, что люди в маршрутке практически ни на что не реагировали. Усталые после рабочего дня, тихо и мирно они возвращались по домам. Из динамика неслась песня: «В черном тюльпане, с водкой в стакане…» Да еще водила говорил по мобилке, явно чем-то возмущаясь. Карпуха прислушался. - Нет, ну не гады?! Уволить лучшего врача за отказ писать отчеты на мове! Ну это же бред. Жаль, что меня там рядом не было, я бы им… Ну не плачь, дорогая, всё – не надо перед ними унижаться. Мы еще поборемся. И я ведь ещё работаю – не пропадем. Они, думают, если сами вышиванки на себя понатягивали, то и из других теперь можно таких же уродцев сделать. Не выйдет! Ненавижу… «Наверняка бывший афганец, - подумал Карпуха с ноткой уважения. - Сейчас мало осталось тех, кто способен сопротивляться, как они. Да еще вот так вот – вызывающе и в одиночку». Карпуха продолжил разглядывать салон. Прямо над своей головой он заметил стишок: ОПАСНЫЙ ЦВЕТ! На солнце посмотришь и – слезы тотчас, Оранжевый цвет не полезен для глаз. Даже деревья подобный наряд Скинуть с себя поскорей норовят. И если металл покрывается ржой, То прок от него уже небольшой. Лишь осы такой выбирают раскрас, Мол, мы ядовиты – не трогайте нас. Оранжевый – это «оранж», диоксин. Ты никогда не заигрывай с ним. С другими ж цветами дружи без боязни – От прочих цветов ты не станешь проказным! Карпуха мысленно усмехнулся, а потом задумался и стал смотреть в окно. - Мне у метро «Шулявская» остановите!» - крикнул кто-то из пассажиров. «Места для вышиванок» Карпуха заметил их сразу – когда они еще только подходили к машине. Их было двое – один здоровый, розовощекий и упитанный, другой маленький, бледный и худой. Но от того, что оба были в вышиванках и с оселедцами на бритых головах, они казались близнецами. Приняв у них деньги, водила сухо сказал: - Проходите скорей и садитесь, но только – в самом конце! Карпуха оглянулся и увидел, что на задней стенке над последними сидениями была привинчена металлическая табличка: «Места для вышиванок!» Вошедшие, не обратив внимания ни на строгий тон водилы, ни на табличку, весело попадали на указанные места, достали по бутылке пива и принялись обсуждать какие-то приемы из боевого гопака. Песня из динамика стала звучать значительно громче. Карпуха усмехнулся про себя: «Боевой гопак! Придумают же. Тоже мне – мирная нация, когда даже танцы – и те у нас боевые. Хуже нас, пожалуй, только кавказцы – те прямо с ножами и саблями танцуют. Чтоб враг их врасплох не застал. А на Россию, как обычно, все шишки валят, хотя там, насколько я знаю, отродясь не было ни боевого хоровода, ни калинки-малинки с лимонками». Отхлебнув из горла «Львовское» пиво, тот, который был крупнее, вдруг вальяжно крикнул: - А чого це у нас в маршрутцi пiснi на «языку» чужої – навiть ворожої – держави лунають? Маестро, постав Бурмаку або Скрипку! Визг тормозов огласил ближайшие окрестности. Машина остановилась в том же ряду, где ехала, и через секунду в салон вышел водила – в руках у него была гнутая монтировка. Задетое им радио сбилось на другую волну: «Комбат батяня, батяня комбат, Ты сердце не прятал за спины ребят…» Глаза водилы налились кровью, а один даже начал нервно тикать. - Кто заказывал на мове? – спросил он, направляясь к последнему сидению. Пассажиры, и так офигевшие от внезапной остановки, теперь и вовсе обомлели. «По-моему, это уже перебор! - подумал Карпуха, поднимаясь со своего места, - жаль водилу – посадят же!» И преградил ему дорогу. Водила хотел было оттолкнуть невысокого Карпуху, но тот не только устоял, но и сумел даже сделать шаг вперед. От неожиданности водила опешил. - Ты что на пути стал? – возмутился он. - А путь у тебя в никуда – чего кидаешься на пассажиров? - Те двое уже не пассажиры, а хромые пешеходы, не веришь? - Верю, потому и спрашиваю – что они тебе сделали, чтоб им ноги ломать? - Что сделали?! Я скажу щас, что сделали, - водила опустил монтировку. - Я киевлянин в десятом поколении. Я в этом городе родился и вырос. Отсюда четверть века назад меня отправили на войну. Сюда же я потом и вернулся – без обид и претензий – хотя награды мои звенят не на груди, а в металлоискателях. В этом же городе я пропахал всю жизнь. И после этого мне, всякая приблудная шваль, надевшая вышиванки, будет указывать, на каком мне языке музыку слушать? И говорить, что я им что-то должен в своем родном городе?! Сколько? Пусть назовут цену! И я вот прямо сейчас с ними рассчитаюсь! Отойди в сторону. Но Карпуха не шелохнулся. - Дружище, - сказал он, - здесь вряд ли найдется кто-то, кто к тебе относится с большим пониманием, чем я. Но ты, брат, сейчас не прав. Они ведь тоже имеют право – и на ношение вышиванок, и даже на то, чтоб попросить тебя найти песню на мове, это ж и их город. - Так пусть ведут себя, как люди! Ты слышал – как они попросили? - Плохо попросили – согласен, но ведь и ты тут не слишком добрые правила понаклеивал. - А плевать мне! Это моя машина – собственная, и какие хочу, такие правила и устанавливаю. Потому что я – один, а на их стороне против меня машина государственная, забившая в Законы и Указы, что я им всем что-то должен! За всё, что им померещилось. За недоразвитую мову, за убогую историю, и даже за голодомор! Ну так пусть возьмут, если получится, но сам, добровольно на блюдечке, я им ничего не принесу! Потому что я – Человек, а не нитка в вышиванке. И эта моя маленькая правда перевесит всю их соборную брехню. Дай дорогу! - Нет, - ответил Карпуха. – Стой. Ты всё правильно сказал, да только спрашивать надо с тех, у кого власть, а не с этих вырядившихся арлекинов. Тебя, брат, просто очень допекли. Давай успокаивайся, в тюрьму, что ли, хочешь? Нужно ехать. Мы ж посреди проспекта встали – сигналят нам все, слышишь? - Да, водитель, поехали! – заговорили пассажиры. – Хватит нам и так политики! Водила дернул головой, как бы отряхивая наваждение, развернулся и молча сел за руль. Маршрутка тронулась. Фактор сдерживания - Вкрай москалi оборзiли! – вдруг снова подал голос здоровяк в вышиванке, осмелевший от полученной поддержки. – Дома вiн у себе… Окупант – вiн навiть у десятому поколiннi все одно залишається окупантом. - Что? - обернулся Карпуха. - Ты что только что сказал? - А то! - продолжил тот. - Життя вже немає українцям вiд п`ятої колони! - Э-э-э… - протянул Карпуха, вставая и одновременно делая знак водителю, чтоб не вмешивался, мол, сам с ним разберусь, он – мой. - Так ты, я вижу, не просто так вышиванку напялил? Это ты в знамя обернулся и с предъявами полез. А я тебя было за человека принял… - Так мову ж треба вчити, це ж ясно, як два пальця об асфальт!.. - Отличная идея! Вот с твоих пальцев щас и начнем! - и крикнул водиле. – А, ну-ка, съедь на обочину и включи погромче музыку! Герой в вышиванке заволновался. - У чому справа? - Учить тебя будем – культуре поведения в полиэтническом обществе. - А чого мене «учить»? - А того! Прав водила – зря я тут за вас вступился. Раз вы не видите в нас человеческих личностей и быкуете, значит, и мы имеем право на достойный и адекватный ответ – например, на проведение операции по принуждению к уважению наших прав. Братан, передай монтировку, пожалуйста! Нацик дернулся, осел и, вдруг, потеряв сознание, обмякший упал на руки Карпухи. - Вот тебе раз! - Карпуха удивленно и даже разочарованно покачал головой. - Ну что за народ пошел – барышни кисейные, а не националисты… Вам бы не гопак, а канкан танцевать. Теперь вот доктор нужен. В салоне есть доктор? Из середины маршрутки поднялся один пассажир средних лет. - Я – врач. - Что с ним? – спросил Карпуха, когда тот подошел. Врач приподнял боевому танцору одно веко, потом пощупал на горле пульс. - Ничего страшного – легкий обморок. Сурово вы с ним. - А кто ж знал… - пожал плечами Карпуха. – Хорошо хоть второй вон молодцом держится, только немного бледный, как сама вышиванка. Как дела? – спросил он второго, сидевшего возле окна. - Д-д-добре, - ответил тот, заикаясь. В это время открыл глаза первый и обвел всех помутненным взглядом. - Де я? - Как это «де»? Ты – на выездных курсах изучения права и повышения чувства уважения к людям. Как тебя зовут? - Тарас. - Скажи, Тарас, эта страна такая же моя, как и твоя? - Це моя країна. Карпуха обернулся к водиле. - И твоя теж, - быстро поправился нацык, видно, вспомнив, что с ним произошло. - А русский язык – чужой для граждан Украины? - Нi, рiдний. - А водила обязан крутить песни на мове? - Нi. - Ответы правильные, - похвалил Карпуха примирительно. – Ну и вот, скажи мне – чтоб это понять, нужно было людей доводить до белого каления, наступая на их чувство достоинства? Нужно было, чтоб я нервничал, чтоб водила за монтировку хватался, чтоб ты сознание терял? А? - Нi… - Ой, вы нэ зовсим прави!- подала голос пожилая сердобольная пассажирка, сидевшая недалеко. - Люды в вышиванках – зазвычай безобидные, воны набожные и добрые. - Очень добрые, - согласился Карпуха. - Утром пошли в церковь, помолились, а в обед проголосовали за фашистов. Вам, бабушка, давно пора понять: нарушение ваших прав начинается не тогда, когда уже дым из газовой печи валит и заняты все виселицы, а тогда, когда произносят – «Украина для украинцев». - Да нэ прытягны, Бог, - ответила бабушка и перекрестилась. - Это уж точно, - подтвердил доктор. - Вам всё понятно? - спросил Карпуха своих подопечных и, получив от них утвердительный ответ, крикнул водиле: - Поехали! Хватит с них на сегодня – пусть хоть это переварят. Но водила уперся. - Пусть убираются – я их не повезу! Карпуха развел руками и сказал: - Хозяин – барин, ребята. Сегодня, видимо, не ваш день, да и век – не ваш. В вышиванках – на выход! И скажите мне спасибо, что не на вынос. Нацыки, косо пялясь на водилу, прошли вперед и выскочили из машины. - Зря ты их пожалел, - сказал водила Карпухе, трогаясь с места, – вряд ли они что-нибудь поняли. Немного монтировочки напоследок – всё же было бы не лишним. - То есть, добро должно быть с монтировкой? – усмехнулся Карпуха. – Возможно. Но тогда, смотри, чтоб без особого применения. Чтоб как с атомным оружием – как фактор сдерживания. Водила рассмеялся: - Верно. И чем увесистей твоя монтировка, тем больше она сдерживает желающих тебя нагнуть. - Именно так, - подтвердил Карпуха, кивая головой в такт песни. «…Летят самолеты и танки горят - Так бьёт ё комбат, ё комбат!» И маршрутка помчалась дальше по улицам украинской столицы. Боевая маршрутка Пехоты. По материалам Проза.ру Читайте нас в Фейсбуке, ВКонтакте и в Твиттере