Возрождение казачества в России не все восприняли всерьёз. Но начинать с начала всегда сложно. Перед теми, кто взялся за возрождение казачества, было немало препон: избавиться от случайных людей в казачестве (т.н. «ряженых»), найти юридический базис для казачества, сохранить и передать будущим поколениям казачьи традиции и т.д.
Своё право на жизнь казачество доказывало в суровой геополитической обстановке, в которой послесоветской России пришлось делать свои первые шаги. Войны в Югославии, Приднестровье, Абхазии, Чечне дали России образ бесшабашного казака-добровольца. Это был экзамен кровью, который российское казачество прошло с честью.
Почему возрождение казачества так важно для России? Почему стоит прилагать все силы к тому, чтобы казачество окончательно вошло в российскую повседневность?
Во-первых, настоящие казаки хранят верность Православию. Инославные казаки тоже бывали, но подавляющее большинство казаков — православные. С социологической точки зрения появление в структуре российского общества многочисленной группы людей, для которых вера Христова, и связанные с нею традиционные ценности — не пустой звук, очень полезно.
Болгарский философ еврейского происхождения Элиас Канетти в книге «Масса и власть» описывает процесс сплочения общества вокруг «кристаллических групп», которые служат магнитом, некоей скрепой, позволяющей в обществе продвигать ту или иную идеологию. Монашеские ордена, политические партии, общественные организации — всё это разновидности таких «кристаллических групп».
Казачество тоже подпадает под это определение. Это «кристаллическая группа», продвигающая в общество идеалы Православия, семейные ценности и здоровый патриотизм.
Во-вторых, с позиций социологии в российском обществе коллективными носителями воинственного начала выступают сотрудники силовых структур (армия, полиция), спортсмены-бойцы (боксёры, борцы и т.п.), криминалитет (это деструктивный элемент: уголовники готовы всю жизнь ходить по лезвию ножа) и казаки. Причём последняя группа (казаки) возрождают казацкие воинственные обычаи, ритуалы, культ воина и несут это в массы, влияя на них в соответствующем ключе.
Появление и, главное, закрепление в структуре общества такой воинственной прослойки как казаки будет только на пользу, учитывая негативное влияние городской либеральной масс-культуры, порождающей женоподобных мужчин и юношей, которых метко прозвали «омежками» (от «омега» — последняя буква греческого алфавита), в отличие от «альфа» (первая буква греческого алфавита).
С исчезновением казачества маскулинных, т.е. мужественных групповых звеньев в структуре российского общества стало бы меньше, и баланс маскулинность/феминоидность был бы нарушен. Казака-либерала или казака-атеиста трудно себе представить. Казака-консерватора представить легко, и это — здоровый консерватизм.
В-третьих, казачеству уделяют внимание западные СМИ и аналитические центры. О феномене казачества пишет, к примеру, связанный со спецслужбами Джеймстаунский фонд (США). Это говорит о том, что возрождение казачества обескураживает наших западных «партнёров».
Образ казака в западных СМИ намеренно искажается и демонизируется. Массовое участие казаков-добровольцев в событиях в Крыму весной 2014 года и в пылающей Новороссии не радует зарубежных экспертов. Казаки превратились в «нелюбимое дитя» иностранных газет задолго до «евромайдана». На этом положении казаки находятся со времён приднестровского конфликта, когда Запад ждал победы ведомой Бухарестом Молдавии, но вышло всё наоборот.
В-четвертых, современное казачество в России, если смотреть на него схематично — это сеть военно-общественных организаций и движений, охвативших территорию страны от её западных границ до дальневосточных окраин. Донские, терские, кубанские, уральские, оренбургские, сибирские, амурские, уссурийские, забайкальские казаки — это точки опоры в ключевых местах России-Евразии.
Казак должен жить с мыслью о войне, засыпать с нею и с нею просыпаться. Он должен быть готов отправиться в поход в любое время и в любое место. Так, сибирские казаки в Первую Мировую сражались на германском фронте, а уральские участвовали в походах Александра Васильевича Суворова в Италию и Швейцарию. Сейчас донцы, кубанцы, уральцы и другие казаки сражаются в рядах ополчения Донбасса.
Скептики ёрничают: как так, был себе человек, никакой не казак, а тут вдруг казаком сделался? В старину казаками так и становились. В казаки могли поверстать крестьян, и эти крестьяне перенимали казачьи обычаи, пропитывались казачьим духом и превращались в носителей казачьего менталитета.
В казаки верстали поляков. Жил какой-то шляхтич где-нибудь на Волыни, ходил в костёл молиться Матке Боскей о Польше «от можа до можа». А после неудачного восстания очутился где-нибудь в Забайкалье в наказание и …поверстан был в казаки. Таких случаев немало было в царской России. Так что тот, кто сегодня не казак, завтра может им стать. В наше время — добровольно. Главное, чтобы к этому имел человек сердечное влечение и болел за казачье дело душой, а не карманом.
Сегодня среди казаков много участников вооружённых конфликтов, бывших сотрудников МВД и офицеров ВС России.
У современных казаков гораздо больше сходства с казаками прошлых веков, чем кажется на первый взгляд. Например, сегодняшние казаки, как и их предки, обмундировываются за свой счёт. Государство выдавало казаку только шашку, карабин и пику.
Донцы и кубанцы сегодня находятся ближе всех к передовой, поэтому активней других участвуют в боевых действиях и лучше обучены тактике ведения боя. Основанное позже донского и кубанского сибирское казачество всегда было беднее обмундировано, хуже обучено военно-тактическим премудростям и занималось охраной азиатских рубежей России.
Сибирцы были воинами-пахарями и бросали соху, когда надо было взять в руки винтовку. Недостаток военной подготовки они компенсировали сибирской суровостью и выносливостью.
Современные сибирские, уссурийские, забайкальские казаки — это тоже воины и рабочие одновременно. Только вместо сохи трудятся на современных должностях, поскольку XXI век. Их функция такая же, как и у их предков: исполнять охранные функции и в случае надобности отправиться на войну, то есть быть резервом.
«Скачут ряженые на лошадях, а на дворе-то XXI век!», - насмешливо говорят иные.
Казак без коня — не казак. Современные казаки обучаются верховой езде, а джигитовка — неотъемлемая часть казачьей культуры. У многих народов в наш век джигитовка сохранилась, как дань традиции (монголы, кабардинцы, буряты), как и униформа. Взгляните на швейцарских гвардейцев Ватикана. Они сохранили свою форму с XVI века, и даже своё древнее оружие — алебарду! Так что, джигитовка — это традиция, а казаки традициями сильны.
К тому же, верховая езда — это полезно для здоровья, это — спорт. Разве плохо, что казаки этим спортом занимаются?
Да, казак сохраняет в душе что-то от воина-кочевника. Историки знают, что кочевники в прошлом легко покоряли многие оседлые племена, благодаря воинственности, отчаянности и бесшабашности, которую они приобретали, покоряя своенравных лошадей. Скачка на строптивом скакуне — это больше, чем спорт. Это психологический тест. Он воспитывает мужество, целеустремлённость и решимость. Покорить горячего жеребца — это мужской поступок. Он формирует характер наездника, его отношение к внешнему миру. Как удары по боксёрскому мешку и поединки формируют нужные качества у спортсмена-бойца, так и поединок человека с агрессивной лошадью формирует у первого необходимые воинские качества, задатки будущей воинской доблести.
Но казачество — это не только джигитовка. Это ещё «горючее» для распространения семейных и религиозных ценностей. Многодетные семьи, верность вере Христовой — это у казаков должно быть в крови. Есть в России казачьи станицы, а ещё больше у казачьих атаманов планов и грёз такие станицы основать везде, где есть казаки, — от Кубани до Амура.
Казачья станица должна быть не этнографической диковинкой, а гармоничной частью российского социального ландшафта. Это должны быть поселения, где Православие, крепкие многодетные семьи и готовность встать на защиту Родины должны быть главными столпами местной психологии.
Воспитать храброго воина, верного вере предков, могут только волевые и мужественные отцы. Казачество держит курс на воспитание как раз такого психологического типа мужчин.
Своё право на жизнь казачество доказывало в суровой геополитической обстановке, в которой послесоветской России пришлось делать свои первые шаги. Войны в Югославии, Приднестровье, Абхазии, Чечне дали России образ бесшабашного казака-добровольца. Это был экзамен кровью, который российское казачество прошло с честью.
Почему возрождение казачества так важно для России? Почему стоит прилагать все силы к тому, чтобы казачество окончательно вошло в российскую повседневность?
Во-первых, настоящие казаки хранят верность Православию. Инославные казаки тоже бывали, но подавляющее большинство казаков — православные. С социологической точки зрения появление в структуре российского общества многочисленной группы людей, для которых вера Христова, и связанные с нею традиционные ценности — не пустой звук, очень полезно.
Болгарский философ еврейского происхождения Элиас Канетти в книге «Масса и власть» описывает процесс сплочения общества вокруг «кристаллических групп», которые служат магнитом, некоей скрепой, позволяющей в обществе продвигать ту или иную идеологию. Монашеские ордена, политические партии, общественные организации — всё это разновидности таких «кристаллических групп».
Казачество тоже подпадает под это определение. Это «кристаллическая группа», продвигающая в общество идеалы Православия, семейные ценности и здоровый патриотизм.
Во-вторых, с позиций социологии в российском обществе коллективными носителями воинственного начала выступают сотрудники силовых структур (армия, полиция), спортсмены-бойцы (боксёры, борцы и т.п.), криминалитет (это деструктивный элемент: уголовники готовы всю жизнь ходить по лезвию ножа) и казаки. Причём последняя группа (казаки) возрождают казацкие воинственные обычаи, ритуалы, культ воина и несут это в массы, влияя на них в соответствующем ключе.
Появление и, главное, закрепление в структуре общества такой воинственной прослойки как казаки будет только на пользу, учитывая негативное влияние городской либеральной масс-культуры, порождающей женоподобных мужчин и юношей, которых метко прозвали «омежками» (от «омега» — последняя буква греческого алфавита), в отличие от «альфа» (первая буква греческого алфавита).
С исчезновением казачества маскулинных, т.е. мужественных групповых звеньев в структуре российского общества стало бы меньше, и баланс маскулинность/феминоидность был бы нарушен. Казака-либерала или казака-атеиста трудно себе представить. Казака-консерватора представить легко, и это — здоровый консерватизм.
В-третьих, казачеству уделяют внимание западные СМИ и аналитические центры. О феномене казачества пишет, к примеру, связанный со спецслужбами Джеймстаунский фонд (США). Это говорит о том, что возрождение казачества обескураживает наших западных «партнёров».
Образ казака в западных СМИ намеренно искажается и демонизируется. Массовое участие казаков-добровольцев в событиях в Крыму весной 2014 года и в пылающей Новороссии не радует зарубежных экспертов. Казаки превратились в «нелюбимое дитя» иностранных газет задолго до «евромайдана». На этом положении казаки находятся со времён приднестровского конфликта, когда Запад ждал победы ведомой Бухарестом Молдавии, но вышло всё наоборот.
В-четвертых, современное казачество в России, если смотреть на него схематично — это сеть военно-общественных организаций и движений, охвативших территорию страны от её западных границ до дальневосточных окраин. Донские, терские, кубанские, уральские, оренбургские, сибирские, амурские, уссурийские, забайкальские казаки — это точки опоры в ключевых местах России-Евразии.
Казак должен жить с мыслью о войне, засыпать с нею и с нею просыпаться. Он должен быть готов отправиться в поход в любое время и в любое место. Так, сибирские казаки в Первую Мировую сражались на германском фронте, а уральские участвовали в походах Александра Васильевича Суворова в Италию и Швейцарию. Сейчас донцы, кубанцы, уральцы и другие казаки сражаются в рядах ополчения Донбасса.
Скептики ёрничают: как так, был себе человек, никакой не казак, а тут вдруг казаком сделался? В старину казаками так и становились. В казаки могли поверстать крестьян, и эти крестьяне перенимали казачьи обычаи, пропитывались казачьим духом и превращались в носителей казачьего менталитета.
В казаки верстали поляков. Жил какой-то шляхтич где-нибудь на Волыни, ходил в костёл молиться Матке Боскей о Польше «от можа до можа». А после неудачного восстания очутился где-нибудь в Забайкалье в наказание и …поверстан был в казаки. Таких случаев немало было в царской России. Так что тот, кто сегодня не казак, завтра может им стать. В наше время — добровольно. Главное, чтобы к этому имел человек сердечное влечение и болел за казачье дело душой, а не карманом.
Сегодня среди казаков много участников вооружённых конфликтов, бывших сотрудников МВД и офицеров ВС России.
У современных казаков гораздо больше сходства с казаками прошлых веков, чем кажется на первый взгляд. Например, сегодняшние казаки, как и их предки, обмундировываются за свой счёт. Государство выдавало казаку только шашку, карабин и пику.
Донцы и кубанцы сегодня находятся ближе всех к передовой, поэтому активней других участвуют в боевых действиях и лучше обучены тактике ведения боя. Основанное позже донского и кубанского сибирское казачество всегда было беднее обмундировано, хуже обучено военно-тактическим премудростям и занималось охраной азиатских рубежей России.
Сибирцы были воинами-пахарями и бросали соху, когда надо было взять в руки винтовку. Недостаток военной подготовки они компенсировали сибирской суровостью и выносливостью.
Современные сибирские, уссурийские, забайкальские казаки — это тоже воины и рабочие одновременно. Только вместо сохи трудятся на современных должностях, поскольку XXI век. Их функция такая же, как и у их предков: исполнять охранные функции и в случае надобности отправиться на войну, то есть быть резервом.
«Скачут ряженые на лошадях, а на дворе-то XXI век!», - насмешливо говорят иные.
Казак без коня — не казак. Современные казаки обучаются верховой езде, а джигитовка — неотъемлемая часть казачьей культуры. У многих народов в наш век джигитовка сохранилась, как дань традиции (монголы, кабардинцы, буряты), как и униформа. Взгляните на швейцарских гвардейцев Ватикана. Они сохранили свою форму с XVI века, и даже своё древнее оружие — алебарду! Так что, джигитовка — это традиция, а казаки традициями сильны.
К тому же, верховая езда — это полезно для здоровья, это — спорт. Разве плохо, что казаки этим спортом занимаются?
Да, казак сохраняет в душе что-то от воина-кочевника. Историки знают, что кочевники в прошлом легко покоряли многие оседлые племена, благодаря воинственности, отчаянности и бесшабашности, которую они приобретали, покоряя своенравных лошадей. Скачка на строптивом скакуне — это больше, чем спорт. Это психологический тест. Он воспитывает мужество, целеустремлённость и решимость. Покорить горячего жеребца — это мужской поступок. Он формирует характер наездника, его отношение к внешнему миру. Как удары по боксёрскому мешку и поединки формируют нужные качества у спортсмена-бойца, так и поединок человека с агрессивной лошадью формирует у первого необходимые воинские качества, задатки будущей воинской доблести.
Но казачество — это не только джигитовка. Это ещё «горючее» для распространения семейных и религиозных ценностей. Многодетные семьи, верность вере Христовой — это у казаков должно быть в крови. Есть в России казачьи станицы, а ещё больше у казачьих атаманов планов и грёз такие станицы основать везде, где есть казаки, — от Кубани до Амура.
Казачья станица должна быть не этнографической диковинкой, а гармоничной частью российского социального ландшафта. Это должны быть поселения, где Православие, крепкие многодетные семьи и готовность встать на защиту Родины должны быть главными столпами местной психологии.
Воспитать храброго воина, верного вере предков, могут только волевые и мужественные отцы. Казачество держит курс на воспитание как раз такого психологического типа мужчин.
Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках
