Новоизбранный президент Монголии Халтмаагийн Баттулга в интервью ИТАР-ТАСС рассказал о том, что свой первый зарубежный визит он нанесёт в Россию, где примет участие в Восточном экономическом форуме 6-7 сентября во Владивостоке.
Заявление знаковое, позволяющее надеяться на динамичное развитие российско-монгольского сотрудничества. Тем более что Монголия не давала особых поводов к беспокойству о будущем отношений двух стран.
Монголы гораздо быстрее, чем многие восточноевропейские народы, переболели русофобией в начале 1990-х. Болезнь протекла быстро и поверхностно, не затронув широких слоёв монгольского общества.
У Монголии нет врагов. У Монголии есть желание сохранить геополитический баланс сил основных международных игроков в регионе Северо-Восточной Азии. Речь, в первую очередь, о Китае и России, как ближайших соседях Монголии. Причём наибольшую настороженность монголы испытывают к китайцам. Для этого есть веские основания. Более 70% монгольского экспорта идёт в Китай. Доля китайского капитала в монгольской экономике существенна и сосредоточена в основном в ключевой для монгольского бюджета отрасли — горнорудной.
Улан-Батор опасается, что китайцам удастся получить контроль над месторождениями полезных ископаемых, и пытается сбалансировать финансовое влияние Поднебесной сотрудничеством с другими странами, и Россия в их числе.
Китай для монголов — не только нужный, и, одновременно, опасный экономический партнёр. Китай для монголов — это ещё и угроза их культуре. В состав КНР входит автономный район Внутренняя Монголия, где монголов проживает больше, чем в самой Монголии — четыре млн. против трёх.
Политика Пекина по отношению к Внутренней Монголии строилась на ассимиляции этнических монголов и подавлению их этнического сознания. Во Внутренней Монголии в ходу не кириллический монгольский алфавит, а старомонгольское иероглифическое письмо, где слова пишутся вертикально, сверху вниз.
В Монголии власти всячески приветствуют изучение гражданами старомонгольского письма, как дань интеллектуальной традиции своего народа, но кириллица для монголов уже давно привычней и удобней. Кириллицу монголы рассматривают как средство защиты своего языка от китайского влияния.
Вряд ли монголам удалось бы уберечь язык от китайских заимствований, если бы они придерживались иероглифического письма.
Кстати, культурологи объясняют появление иероглифического монгольского письма его удобством для всадника. Когда сидишь на коне, легче писать вертикально.
Монголы считают, что Китай покушается на главный символ монгольской государственности — Чингисхана. Это ключевая фигура для монгольской идеологии. Его именем называют аэропорты и площади, в столице высится 40-метровая статуя Чингисхана (не считая постамента).
В 2013 г. в китайской провинции Цзилинь появилась 22-метровая статуя Чингисхана. Монголы уверены — это попытка китайцев: 1) присвоить себе историческое наследие монгольского хана; 2) заработать на туризме, используя популярность Чингисхана как «торговой марки»; 3) создать в КНР идеологическую копию Чингисхана, чтобы показать китайским монголам, что родина для них — Китай.
Последний аспект имеет историческую подоплеку. Дело в том, что термин «Внутрення Монголия» нагружен политической семантикой. Раз есть Внутренняя Монголия, как территория Китая, значит, есть и Внешняя, и тоже как территория Китая.
Внешняя Монголия для китайцев — это современное монгольское государство со столицей в Улан-Баторе, и эту Монголию китайцы считают территорией, отторгнутой у Китая. Поэтому появление статуи Чингисхана в Цзилине — это попытка представить Китай как альтернативный вариант монгольской идеологии, лишить Улан-Батор идеологической монополии.
Другим средством китайского влияния на монголов является экономика. Современные и развитые города китайской Внутренней Монголии резко контрастируют с бедной полупустой Монголией, где есть только один мегаполис — её столица. Монголы в Монголии понимают, что их соплеменникам в Китае живётся лучше.
Понимая это, президент Баттулга подчеркнул необходимость соблюдения всеми ветвями государственной власти единства внешнеполитического курса. Улан-Батор не может допустить усиление влияния какой-то одной державы в ущерб влиянию остальных. Монголия взвешивает и оценивает степень влияния внешних сил в Северо-Восточной Азии, словно на аптечных весах. Малейший перекос грозит Монголии утратой независимости в принятии ключевых государственных решений.
Второй визит после России монгольский президент планирует нанести в Китай. Россия для Монголии — ворота в ЕС, Китай — ворота в Азию. Сопряжение евразийского экономического проекта и китайского проекта Нового Шёлкового пути, где Монголии отведена роль соединяющего звена, станет основной задачей монгольской дипломатии в ближайшие годы.
Китай настораживает монголов, но жертвовать экономическим партнёрством с китайцами Улан-Батор не намерен. Все, что нужно Улан-Батору — это поставить всех внешнеполитических партнёров в равные условия. Это значит, что Китаю придётся потесниться.
Заявление знаковое, позволяющее надеяться на динамичное развитие российско-монгольского сотрудничества. Тем более что Монголия не давала особых поводов к беспокойству о будущем отношений двух стран.
Монголы гораздо быстрее, чем многие восточноевропейские народы, переболели русофобией в начале 1990-х. Болезнь протекла быстро и поверхностно, не затронув широких слоёв монгольского общества.
У Монголии нет врагов. У Монголии есть желание сохранить геополитический баланс сил основных международных игроков в регионе Северо-Восточной Азии. Речь, в первую очередь, о Китае и России, как ближайших соседях Монголии. Причём наибольшую настороженность монголы испытывают к китайцам. Для этого есть веские основания. Более 70% монгольского экспорта идёт в Китай. Доля китайского капитала в монгольской экономике существенна и сосредоточена в основном в ключевой для монгольского бюджета отрасли — горнорудной.
Улан-Батор опасается, что китайцам удастся получить контроль над месторождениями полезных ископаемых, и пытается сбалансировать финансовое влияние Поднебесной сотрудничеством с другими странами, и Россия в их числе.
Китай для монголов — не только нужный, и, одновременно, опасный экономический партнёр. Китай для монголов — это ещё и угроза их культуре. В состав КНР входит автономный район Внутренняя Монголия, где монголов проживает больше, чем в самой Монголии — четыре млн. против трёх.
Политика Пекина по отношению к Внутренней Монголии строилась на ассимиляции этнических монголов и подавлению их этнического сознания. Во Внутренней Монголии в ходу не кириллический монгольский алфавит, а старомонгольское иероглифическое письмо, где слова пишутся вертикально, сверху вниз.
В Монголии власти всячески приветствуют изучение гражданами старомонгольского письма, как дань интеллектуальной традиции своего народа, но кириллица для монголов уже давно привычней и удобней. Кириллицу монголы рассматривают как средство защиты своего языка от китайского влияния.
Вряд ли монголам удалось бы уберечь язык от китайских заимствований, если бы они придерживались иероглифического письма.
Кстати, культурологи объясняют появление иероглифического монгольского письма его удобством для всадника. Когда сидишь на коне, легче писать вертикально.
Монголы считают, что Китай покушается на главный символ монгольской государственности — Чингисхана. Это ключевая фигура для монгольской идеологии. Его именем называют аэропорты и площади, в столице высится 40-метровая статуя Чингисхана (не считая постамента).
В 2013 г. в китайской провинции Цзилинь появилась 22-метровая статуя Чингисхана. Монголы уверены — это попытка китайцев: 1) присвоить себе историческое наследие монгольского хана; 2) заработать на туризме, используя популярность Чингисхана как «торговой марки»; 3) создать в КНР идеологическую копию Чингисхана, чтобы показать китайским монголам, что родина для них — Китай.
Последний аспект имеет историческую подоплеку. Дело в том, что термин «Внутрення Монголия» нагружен политической семантикой. Раз есть Внутренняя Монголия, как территория Китая, значит, есть и Внешняя, и тоже как территория Китая.
Внешняя Монголия для китайцев — это современное монгольское государство со столицей в Улан-Баторе, и эту Монголию китайцы считают территорией, отторгнутой у Китая. Поэтому появление статуи Чингисхана в Цзилине — это попытка представить Китай как альтернативный вариант монгольской идеологии, лишить Улан-Батор идеологической монополии.
Другим средством китайского влияния на монголов является экономика. Современные и развитые города китайской Внутренней Монголии резко контрастируют с бедной полупустой Монголией, где есть только один мегаполис — её столица. Монголы в Монголии понимают, что их соплеменникам в Китае живётся лучше.
Понимая это, президент Баттулга подчеркнул необходимость соблюдения всеми ветвями государственной власти единства внешнеполитического курса. Улан-Батор не может допустить усиление влияния какой-то одной державы в ущерб влиянию остальных. Монголия взвешивает и оценивает степень влияния внешних сил в Северо-Восточной Азии, словно на аптечных весах. Малейший перекос грозит Монголии утратой независимости в принятии ключевых государственных решений.
Второй визит после России монгольский президент планирует нанести в Китай. Россия для Монголии — ворота в ЕС, Китай — ворота в Азию. Сопряжение евразийского экономического проекта и китайского проекта Нового Шёлкового пути, где Монголии отведена роль соединяющего звена, станет основной задачей монгольской дипломатии в ближайшие годы.
Китай настораживает монголов, но жертвовать экономическим партнёрством с китайцами Улан-Батор не намерен. Все, что нужно Улан-Батору — это поставить всех внешнеполитических партнёров в равные условия. Это значит, что Китаю придётся потесниться.
Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках
