Интервью с военным корреспондентом Владиславом Евтушенко
Герой этого материала прибыл в Донецк в 2014 году. Приехал на одном из последних поездов, потому что из-за обстрелов ж/д вокзал прекратил работу. В Полтаве, где Влад жил до этого, он был государственным служащим и не имел никаких причин всё бросать и становиться на сторону сопротивления, которое тогда в Донбассе переходило из стадии гражданского несогласия в состояние активного вооружённого конфликта.
Никаких причин, кроме совести и убеждений. Но именно поэтому он приехал в ДНР, записался в ополчение, да так и остался жить в нашем городе.
Владислав Евтушенко успел не только повоевать и освоить профессию военного журналиста. Он, кроме всего прочего, написал книги «Точка невозврата» о событиях 2014 года и «В огне времени Z» о первых месяцах СВО, о коренном переломе ситуации и взятии Мариуполя. Об этом и многом другом мы поговорили в центре Донецка.
Артём Ольхин: Если я правильно понимаю, то у Вас было два периода активного участия в боевых действиях?
Владислав Евтушенко: Можно и так сказать. Первый — это с середины лета 2014 г. В Донецк я приехал 15 июня и в середине июля вместе с ребятами из «Сути времени» зашли, скажем так, коллективом, в батальон «Восток». В середине января из-за ранения я уехал лечиться и уволился в середине июля 2015 г. из армии. Это был первый период.
Второй период — это начало СВО, 24 февраля с моим товарищем Георгием Медведевым мы были в расположении батальона внутренних войск, который был создан на базе бригады «Восток». В числе десятков людей, которые не могли оставаться в стороне, пройдя события 2014 г. (а многие служили и позже). В общем, с началом активизации боевых действий собрали рюкзаки и вернулись в родное подразделение.
А.О.: Получается, это было сознательное решение, правильно? Вы пошли во второй раз добровольцем?
В.Е.: Да, я и в первый раз был добровольцем, и во второй. Это было сознательное и добровольное решение. Повестки мне никто не присылал.
А.О.: Расскажите, а как в этих событиях появилась журналистика в Вашей жизни? На каком этапе?
В.Е.: В 2015 г. я вернулся после ранения, пришёл работать на «Первый Республиканский» канал, где стал вести авторскую программу «Служу Республике». А потом был новый виток, когда началось СВО, в батальоне у нас была поставлена задача — не стрелять, а снимать, как стреляют другие. Мы были в общем строю, задача «быть готовым стрелять» была, но она являлась второстепенной.
А.О.: Получается, что за время службы Вы прошли Мариуполь?
В.Е.: Да, батальон участвовал в штурме Мариуполя, а мы с Георгием Медведевым были с ними.
А.О.: Когда Вы слышите слово «Мариуполь», какая самая яркая картинка? Какое ощущение возникает?
В.Е.: Много было таких моментов, которые можно назвать. Мы были в двух ипостасях журналисткой деятельности. Первая — работа в рядах батальона, т.е. в микрорайоне «Восточный», позже на «Азовстали», где происходили штурмовые действия, мы были с ребятами. А потом мы втроём, с Георгием Медведевым и Дмитрием Стешиным (военкор «Комсомольской правды»), через западную сторону, через объездные пути мы попадали в город вот с той стороны, где «METRO» и 17-я больница.
А.О.: Со стороны Володарского, получается?
В.Е.: Да, со стороны Володарского мы заезжали в сам город. Впервые за 8 лет войны пришлось увидеть постапокалипсис. Ведь именно боевые эпизоды с 2014 г. перестали впечатлять, а вот картина города, который внезапно и неожиданно для себя оказался в ситуации, когда люди находятся в постоянной угрозе жизни — это во-первых. Во-вторых, сразу возникли тотальные бытовые сложности. Очень впечатлили и до сих пор вспоминаются эти «барбекю», как я их называл, под каждым подъездом стояли такие, условные печки, на которых люди готовили еду. Все ошарашенные, грязные, перепуганные. Эмоционально было очень тяжело. Видеть эти издержки войны, на которых не просто какие-то моменты: выехал танк, куда выстрелил, кто-то ранен, кто-то погиб из военных — такое давно перестало впечатлять, а вот такие моменты, когда весь город уничтожен.
Ещё впечатляющим моментом была 17-я больница, в которую стекались все раненные, гражданские. Был такой кавардак, который для больницы не характерен. Я по первому образованию фельдшер и знаю, как должны выглядеть лечебные учреждения. А там такие понятия, как асептик и антисептик в тот момент были очень условными. Всё было грязно, в коридорах лежали люди, в кроватях не только живые, но и мёртвые. С крыльца больницы технической водой смывали кровь раненных солдат. В нормальное время больницы так не работают.
А.О.: На этом фоне, когда стало понятно, что ВСУ потерпели поражение, но они продолжали еще несколько месяцев утверждать, что они контролируют Мариуполь, что они вернутся в город. Вакарчук даже выпустил песню «Місто Марії», продолжали работать их органы власти уже в изгнании, которые позиционировали себя, как местный городской совет.
Вы как человек, который все это видел, в частности, до чего из-за украинской агрессии город, в принципе, дошёл. Какую реакцию вызывало у Вас тогда и какую реакцию это вызывает сейчас? Зачем Украина вообще так делает, все равно ты не обманешь свое население, рано или поздно придется признать, что произошло поражение. Для чего это делается?
В.Е.: Надо отдавать себе отчет и не испытывать никаких иллюзий. Воевали ВСУ там достойно, два месяца шли бои в самом городе и ещё месяц на «Азовстали», и сдались только в тот момент, когда у них были исчерпаны возможности для сопротивления. Пока они могли сопротивляться, они это делали. Я для себя отметил, когда мы были на передовых позициях, это такая котельная на территории маслобойни. Наши ребята её занимали, а через дорогу, меньше 200 метров расстояние, были десятиэтажки, в которых находились «азовцы». И 19 дней шли ожесточённые боевые действия. Меня поразило то, что в отличие от аэропорта, когда так называемые, «киборги» давали «ответку» в течение нескольких минут, то в этой ситуации у них реакция была мгновенная. Это говорит о том, что противник хорошо подготовлен. Они были мотивированные и готовые сражаться. Считать, что они вели себя как-то трусливо и по-солдатски недостойно — такое отношение нивелирует роль, которые сыграли наши солдаты. Ведь, несмотря на жёсткое сопротивление, наши бойцы сумели этой гадине переломить хребет.
А.О.: Если я правильно понимаю — Вы не в восторге от войны. Вы её не раз видели и если был бы выбор: «Есть война или нет войны», то Вы бы выбрали, чтобы её не было.
В.Е.: Конечно. Надеюсь, что я психически нормальный человек, а люди с нормальной психикой не могут хотеть войны в принципе. Тем более, война, такого масштаба, как она идет сейчас, затрагивает не только тех, кто в ней участвует, но и всех, кто невольно оказывается рядом. В процентном сообщении — 5% ущерба от боевых действий, а 95% — это издержки, которые эти боевые действия принесли.
Когда человек находится на позициях, там всё ясно и понятно, а когда город, покрытый сетью «барбекю» под подъездами, и люди в подвалах — это не нормально. Когда смотришь, что сидит в подвале на куске дивана пожилая, интеллигентного вида женщина. Видишь и понимаешь — вот она война. Нормальный человек таких событий не хочет.
А.О.: Как бы Вы объяснили человеку, который вообще не видел всего этого и имеет представление о происходящем только из кино, эту двойственность ситуации? Ведь никто из защитников ДНР и России никакой войны не хочет, но при этом люди собираются и добровольно на эту войну идут, когда начинается очередной горячий виток. Как это донести человеку, который не имеет об этом понятия?
В.Е.: Это очень просто сформулировал один из бойцов нашего батальона с позывным «Слоник». Он погиб под Угледаром несколько месяцев назад. Мы с ним на позициях обсуждали это, и он сказал слова, которые объяснили всё происходящее: «Мы для нынешней Украины — непонятные люди, живущие на территории, которые они почему-то считают своей, и соответственно, этих непонятных людей (нас с вами) надо оттуда убрать. Если украинцы сейчас сложат оружие и скажут: «Мы не хотим воевать», то дальше все останутся живы. Но если мы сложим оружие, нас завтра убьют, это в хорошем случае, а так — сегодня».
Война — ужасное и тяжелое время во всех её проявлениях, но есть вещи, которые, на мой взгляд, гораздо страшнее — это сдаться без боя. В момент, когда бой неизбежен, необходим, и безальтернативен.
На мой взгляд, той активизации войны, которую мы сейчас имеем, не было альтернативы все 8 лет. Мы на разных уровнях рассказывали, что альтернативы нет Минским соглашениям, но альтернативы не было военному решению. Получилось не так, как мы рассчитывали, мы думали, что всё будет проще, но на самом деле выбора у нас не было. Это не потому, что здесь кто-то хочет воевать. Все понимают, что парадоксальным образом, пока мы воюем — мы живы! Как только мы перестанем воевать, нас не будет. Ну, или надо всем собирать чемоданы и уезжать.
А.О.: За время боевых действий Вы написали две книги, они достаточно сильные. Когда закончатся боевые действия, какие темы хотели бы раскрыть?
В.Е.: Я ещё не думал об этом. Других тем, кроме военных, пока нет. Возможно, что потом возникнет: бытие рождает сознание, а сознание рождает бытие. Потом будет видно, пока не готов ответить на данный вопрос.
А.О.: Что бы Вы пожелали нашим людям на передовой?
В.Е.: Выполнить поставленные задачи и вернуться к своим семьям живыми.
Беседовал Артём Ольхин
Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках
