Штаны для украинской революции
Алексей Сокольский

Штаны для украинской революции

В 1933 году Иван Алексеевич Бунин (1870-1953), великий русский писатель, поэт и публицист получил Нобелевскую премию по литературе, причем первым из писателей нашего Отечества. Парадокс заключается в том, что он в 1920 году навсегда покинул Родину. Бунин не смог смириться с тем, что происходило в постреволюционной России. Конечно, одной из причин была проблема элементарного физиологического выживания, в условиях развернувшейся гражданской войны. Но свою роль сыграла и духовная атмосфера тоже. Морально-психологическую ситуацию хорошо обрисовывают слова Ивана Лукьяновича Солоневича (кстати, далеко не однозначно относившегося к Бунину): «Когда у вас под угрозой револьвера требуют штаны − это еще терпимо. Но когда у вас под угрозой того же револьвера требуют, кроме штанов еще и энтузиазма, жить становится вовсе невмоготу, захлестывает отвращение».

Бунину, который родился 22 октября (н. ст.) 1870 года в городе Воронеже, а ранние свои годы провел в старинном Ельце, и был воспитан на соответствующих традициях, революция претила сама по себе. В романе «Жизнь Арсеньева» пишет о Ельце: «Самый город тоже гордился своей древностью и имел на то полное право: он и впрямь был одним из самых древних русских городов, лежал среди великих черноземных полей Подстепья на той роковой черте, за которой некогда простирались «земли дикие, незнаемые», а во времена княжеств Суздальского и Рязанского принадлежал к тем важнейшим оплотам Руси, что, по слову летописцев, первые вдыхали бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч, то и дело заходивших над нею, первые видели зарева страшных ночных и дневных пожарищ, ими запаляемых, первые давали знать Москве о грядущей беде и первые ложились костьми за нее.

В свое время он, конечно, не раз пережил все, что полагается: в таком-то веке его «дотла разорил» один хан, в таком-то другой, в таком-то третий, тогда-то «опустошил» его великий пожар, тогда-то голод, тогда-то мор и трус...»

Революцию большевиков писатель понял как приход нового ига, с соответствующими всеми его атрибутами. Что здесь сказалось: житейский опыт или генетическая память? Как знать. Но Бунин докопался до корней революционной Смуты гораздо глубже Максима Горького, Владимира Маяковского, Алексея Толстого или Александра Блока, перешедших к ней на службу.

Обличение революции и гражданской войны у Ивана Алексеевича нельзя сводить только к русской теме. Да и была ли та революция чисто русской? Это еще тот вопрос, на который затрудняются дать ответ ученые мужи и в XXI столетии. Народ соблазнился революцией, но совсем не сразу. Чернь городов, запрыгнувшую в революционную повозку легко и без напряжения, вряд ли можно считать народом. А состояла эта чернь лишь процентов на тридцать из босяков, воспетых Горьким, а все остальное – это выходцы из сословий сытых и даже европейски образованных. И революция 1917 года вышла из всеобщего и всемирного исступления, а не из вздохов угнетенных пролетариев и крестьян. Бунин знал это: «Мир одержим еще не бывалой жаждой корысти и равнением на толпу, снова уподобляется Тиру и Сидону, Содому и Гоморре. Тир и Сидон ради торгашества ничем не побрезгуют, Содом и Гоморра ради похоти ни в чем не постесняются. Все растущая в числе и все выше поднимающая голову толпа сгорает от страсти к наслаждению, от зависти ко всякому наслаждающемуся. И одни (жаждущие покупателя) ослепляют ее блеском мирового базара, другие (жаждущие власти) разжиганием ее зависти. Как приобресть власть над толпой, как прославиться на весь Тир, на всю Гоморру, как войти в бывший царский дворец или хотя бы увенчаться венцом борца якобы за благо народа? Надо дурачить толпу, а иногда даже и самого себя, свою совесть, надо покупать расположение толпы угодничеством ей. И вот образовалось в мире уже целое полчище провозвестников «новой» жизни, взявших мировую привилегию, концессию на предмет устроения человеческого блага, будто бы всеобщего и будто бы равного. Образовалась целая армия профессионалов по этому делу – тысячи членов всяческих социальных партий, тысячи трибунов, из коих и выходят все те, что в конце концов так или иначе прославляются и возвышаются. Но, чтобы достигнуть всего этого, надобна, повторяю, великая ложь, великое угодничество, устройство волнений, революций, надо от времени до времени по колено ходить в крови. Главное же надо лишить толпу «опиума религии», дать вместо Бога идола в виде тельца, то есть, проще говоря, скота. Пугачев! Что мог сделать Пугачев? Вот «планетарный» скот – другое дело...»

У Ивана Алексеевича Бунина находится много печальных и достаточно злых высказываний против русского народа, поддавшегося революционному разврату, но он понимает, что народ сам стал жертвой этого революционнного разгула. Бунин показывает, что скрывается за «энтузиазмом масс»: «Знаю, знаю: их легион теперь, устроителей Эдема на земле, тунеядных и ледяных по отношению к живому человеку душ, пламенно защищающих всех трудящихся и обремененных, бешено клянущих войны между народами и еще бешенее призывающих к войнам между племенами и классами, вопиющих о лучезарной заре мира, когда этот мир так же далек от их свободы, братства и равенства, как Христос от гориллы. И они говорят давно готовое, привычное своим блудливым языком:

– Ты из-за деревьев не видишь леса. Будь жертвой за своего будущего потомка, верь в Сион грядущий.

Но зачем мне видеть лес, если я вижу на каждом суку этого леса удавленника».

Современный «свидомит», потирая потные ладошки, с удовольствием процитирует эти строки, как описание «москальской» похабщины, да еще и припомнит бунинские слова с похвалой сельской жизни-житухи хозяйственного «хохла».

О, бедный, бедный «свидомит»! Он же всего Бунина не читал, иначе бы не радовался. А ведь Иван Алексеевич дает четкое понимание того, чем является «мова», которой ныне давятся на Украине. У Бунина находим следующее: «У нас все сойдет с рук. У нас почва для всяческой чепухи и гнусности большевицкой была давно готова… Мы издевались над петлюровским балаганом «Украинской самостийности», над «мовой», над яростным сдиранием в Киеве русских вывесок... А меж тем, чем мы лучше – ну хоть этого самого Петлюры? Разве петлюровщина не часть нашего общего?

Мы не меньше Петлюры содрали всяческих вывесок, гербов, орденов в первые же «мартовские» дни, т.е. в то самое время, когда поставлена была на карту вся судьба России и когда, казалось бы, было не до этих приятных занятий.

«Мова» не более противна и нелепа, чем наш революционный жаргон. «Комиссар Хоперского уезда Сидор Карпов» – эта смесь французского с нижегородским стоит «мовы»...»

Тайна «мовы» раскрыта – это революционный «новояз», в котором малоросское наречие усердно искажено полонизмами, терминами из идиша и т. д. На «мове» только революционеры могут что-то говорить. Майдан-2014 был последней настоящей революцией на постсоветском пространстве. Он и породил своих «героев», сродственность которых господам-товарищам из 1917 бросается в глаза: «Говорит, кричит, заикаясь, со слюной во рту, глаза сквозь криво висящее пенсне кажутся особенно яростными. Галстучек высоко вылез сзади на грязный бумажный воротничок, жилет донельзя запакощенный, на плечах кургузого пиджачка – перхоть, сальные жидкие волосы всклокочены... И меня уверяют, что эта гадюка одержима будто бы «пламенной, беззаветной любовью к человеку», «жаждой красоты, добра и справедливости»!» Уж, как хотите, но такие гадюки, как Порошенки, Саакашвили (галстук – на завтрак!) и Зеленские тоже не одержимы любовью к Украине! Только вместо классовой борьбы проповедуют войну с «клятыми москалями»!

Бунин должен быть запрещен для чтения на Украине, а то вдруг, не ровен час, человек прочитает «Окаянные дни», да и подумает: «А у нас разве не они ли пришли к власти - наследники большевизма?». И после, к тому же, доберется до записи жены писателя о революционерах: «Есть в них какое-то скопчество, какая-то бесчувственность. Ты вспомни их лица. Кастраты! Переделывают жизнь те, кто ни черта в ней не смыслят, кому любить не дано. Ведь это как с женщиной, если любишь, так вот – всю, со всеми её слезами, истериками, с толстыми ляжками. А эти любят идеал, идею. Го́спода подправляют». Посмотрит по телевизору на лица украинских националистов и проведет аналогии…

Жизнь каждого из народов протекает по-своему, оригинально и неповторимо, а вот революции похожи друг на друга, как битые яйца в лукошке. И как бы не открещивались политические шуты из украинского майданного балагана от Ленина, Троцкого и Сталина, они являются прямыми их последователями, даже и снося памятники советским вождям (что ведь также принадлежит к типичному революционному действу).