Краматорск—Донецк
Ирина Логвинова

Краматорск—Донецк

Политолог, апрель 2017 г., г. Донецк (ДНР).

Артем Юрьевич Гренюк (позывной «Политолог») на войне с самого ее начала, с весны 2014 года. В интервью он делится воспоминаниями о том, как всё начиналось и какое было настроение у людей, и как люди надеялись и верили, что Донбасс, как и Крым, вернется домой, в Россию…

Зовут меня Гренюк Артем Юрьевич (в миру), позывной «Политолог». Служил во многих подразделениях. В довоенного времени получил философское образование в Харьковском Национальном университете им. В.Н. Каразина. В плане трудоустройства всё было весьма сложно. И предпринимателем какое-то время был, и чуть-чуть преподавал, и в охране работал в городе Краматорске, собственно, в нынешнее нестабильное буржуазное время. Вплоть до 2014 г. как-то все шло с переменным успехом.

В событиях Русской Весны стал принимать активное участие, и из-за этого вылетел с работы (работал в охране в супермаркете Краматорска).

Как это всё начиналось? Собственно, началось с того, что, как известно, события на майдане начались, и, естественно, было очень сложно не отреагировать. И я, как и многие мои однополчане уже, не сдержался, и стал участвовать в организации митингов и во всем этом процессе Русской Весны… И в городе Краматорске, и в городе Донецке принимал активное участие, и познакомился с людьми, которые стояли у истоков Национально-Освободительного Движения, как в Краматорске, в Донецке, так и на Большой Земле, в Российской Федерации. И дальше после митингов уже были более решительные действия, был штурм административных зданий. Во многом я участвовал. И в Краматорске облисполком захватывали, захватывали обладминистрацию в Донецке, прокуратуру, СБУ…

Начиналось все с таких вот немногочисленных протестов. Если Краматорск вспоминать, то когда только случился майдан (донецкие люди, они ведь вообще люди-труженики, они любят до последнего просто делать свою работу), и как-то так получилось, когда уже происходил майдан, купленные товарищи «они-же-дети», старики из Западной Украины и центральных областей там плясали тысячами, а наши люди трудились до последнего. И когда уже зима прошла, начался март месяц, тогда, наконец, собрались многотысячные митинги в городе Донецке. Это Губарев Паша организовал, даже получил увечье — поломали руку ему в потасовках с ультрасами, с ментами проукраинскими.

В Краматорске, конечно же, тоже происходили митинги, как реакция на донецкий митинг. Чем мне запомнился первый митинг в Краматорске: он был очень многочисленный. На него собралось до 10 тысяч человек. На площади возле горисполкома, на площади Ленина возле ДК НКМЗ. Тогда мы почувствовали, что у нас здесь действительно начинается-таки Русская Весна, вслед за Крымом. Тогда мы чуть было не взяли Краматорский горисполком. К нам выходил Забор, ответственный наш начальник милиции. Мэр не появился, (вообще испугался, Костюков, в то время) и с нами разговаривал уже не с позиции власти и силы, а беседовал на равных, потому что, наконец, он встретился с народом, с народным сопротивлением.

Кстати, драк особых не было. Надо отдать должное нашим людям, что бы о нас ни говорили о Донбассе, — что мы быдло, что мы звери, — практика показывает несколько иное. Коктейли с горячительными смесями в силовиков не летели. Договаривались до последнего.

Что тогда ощущалось? Какое было настроение?

Мы тогда еще не были ополченцами. Мы были, скажем так, активными митингующими. Антимайдановцами. Тогда, в марте, мы первые начали как активные митингующие захватывать административные здания. Нас менты оттуда выгоняли. И даже в апреле, например, продолжились эти качели. И в Донецке, и в Краматорске.

И, наконец, историческая дата, 6 апреля. Это было в Донецке. Как сейчас помню, тоже еще один знаковый момент, когда я еще даже трудился в том же супермаркете АТБ, я отпросился у начальника охраны, чтобы поехать и захватить обладминистрацию. А потом я ему еще позвонил на работу и говорю: «Слушай, мы тут обладминистрацию взяли. Так получилось. Поэтому теперь события как-то несколько меняются…». Как раз в то время мы стояли, когда я делал этот звонок, с Маковичем рядом, и чуть позже он провозгласил создание Донецкой Народной Республики на козырьке над входом на 2-м этаже обладминистрации.

Флагами уже размахивали российскими. Народ уже ликовал, конечно.

Вот такие были, собственно, первые захваты. И вооруженных «вежливых людей», как сформулировал наш полковник Кассад, тогда еще не было. Они позже придут. Это уже отдельная история.

Это были мы, простые пацаны, с дубинками, в масках. У меня тогда хирургическая маска была. У кого-то там травматы были, вроде. Тогда, конечно, просто организованные люди из народа сделали решительный рывок, и ментов растолкали, и многие ребята из них отступились, они нас поддержали. Спасибо им.

И народ ликовал. Нас приветствовал. Потом уже, в апреле, получилось так, что зашел уже Стрелков со своим отрядом, и в Краматорск зашел батя Терец, из Терской Волчьей сотни Иловайский Вадим, и Динго, уже знаменитый Женя Пономарёв, которому я некролог писал (гуляет в сети до сих пор). Вот так вот, собственно, и получилось.

Я, кстати, потом снимал на видео прибытие терских казаков уже в роли «вежливых людей», наконец-то, с оружием. Возле горотдела были первые съемки, как они навели шороху и последних несогласных выгнали. И тогда уже они пришли поддержать, укрепить нашу народную самооборону.

Как организована была народная самооборона?

Ну, конечно, в городах, соответственно, активных, где-таки получила ход наша Русская Весна, — Донецк, конечно же, в первую очередь, в ЛНР — Луганск, у нас это были Краматорск, Славянск, Константиновка, Красный Лиман, в Артемовске тоже было движение. Создавались так называемые инициативные группы. Я в Краматорске участвовал, в том числе. Оттуда, собственно, и пошел мой позывной — Политолог. Я на то время среди них — риэлторов, бизнесменов, — мало-мальски в чем-то разбирался в силу образования. Оттуда все и пошло: «Будешь у нас по политической части»…

Создавалось, конечно, это все во многом не при такой поддержке, как представляют себе наши враги и сочувствующие. Конечно, с Большой Земли определенные ресурсы были, но больше организации общественные (НОД Фёдорова, лимоновское движение «Интербригада», в котором я принимал активное участие), которые нас поддерживали. Но так, чтобы нас курировали спецслужбы, естественно, такого не было. На добровольных началах это всё происходило. Добровольцы. Общественные организации. Военные добровольцы, прибывшие с Большой Земли весьма замаскированным путем…

С таких вот сюрпризов мы и начинали. Это было действительно народное ополчение. Конечно, да, были умные организаторы. Но, в основном это был народ.

У меня получился весьма ветвистый путь. От волонтера, от активиста, можно сказать, бегающего с дубинкой и в маске, до, в какой-то мере, политактивиста и уже в итоге ополченца (сначала ополченца-волонтера, ну а потом уже и до оружия, наконец, дело дошло).

Так сложилось, что основное поле моей деятельности всегда было информационное. Началось все с того, что в апреле я, наконец, списался, созвонился даже по телефону (звонил на российские номера, когда первые события начали происходить и когда в Краматорске на аэродром зашли украинские силовики, и СБУ, — звонил на Большую Землю, звонил Сергею Фомченкову, собственно, как активисту партии «Другая Россия»), и так получилось, что наш лучший друг, поэт уже Александр Дахненко (Даль), который еще с 1990-х годов пытался создать ячейку национал-большевистской партии в городе Краматорске (потом это стала партия «Другая Россия»), меня познакомил с идеологией, с трудами, как политическими, так и с произведениями, создателей этой партии. Эдуард Лимонов, в первую очередь, конечно же, Александр Дугин... Понятно, что Егора Летова все время слушал. И я вспомнил все это, эту школу идеологическую, и наконец-то дошел до стимула связаться напрямую и попросить поддержки и начинать возобновлять тесные партийные связи, к чему стремился Александр еще много лет назад. И да, действительно, тогда Фомченков Сергей откликнулся. К нам были делегированы люди, которые в то время уже в Донецке неплохо наделали шороху. И, соответственно, часть этой делегации двинулась ко мне в Краматорск, и я их принимал. Я тогда был первым человеком, который провел наших нацболов-другороссов к Игорю Ивановичу Стрелкову. Они все вступили в Славянское ополчение. Сам Игорь Иванович тоже вспоминал об этом.

30 апреля состоялся очередной съезд партии «Другая Россия» в Москве, я был приглашен. Денег не было, но я их нашел. Занял-перезанял. И отправились мы тогда с моим приятелем-активистом Максимом из Краматорска в Москву на поезде. Нас провожали весело: «Надеемся, вернемся на танках!». Надеялись, что Большая Земля нам поможет самым радикальным образом. Ну, поехали. И наконец мы уже физически встретились с Сергеем Александровичем Фомченковым, познакомился я с Эдуардом Вениаминовичем вживую, очень был рад. Побеседовали. И обсудили в узком кругу. И родилась идея создать добровольческое движение по военной помощи для ЛНР, для ДНР, для, как у нас любят выражаться, самопровозглашенных республик. И нам было поручено проделать первые тропы.

Как известно, тогда еще стояли укровские погранцы. Наши прорывались только так: или хитростью, или силой. На некоторых погранзаставах требовалось прорываться с боем. Ну, а мы… Друг Макс рассказал о том, что он знает дырку, где удобно погранцов обдурить. Ну, обсудили. И тогда получил я свое первое задание провести темнокожего нашего знаменитого оратора, активиста Айо Беннеса, которого уже тогда дважды выдворяли за пределы Донецкой Народной Республики. Еще третий наш активист пошел с нами, Серёга Заплавнов, партиец, по прозвищу «Творог» (до сих пор воюет с нами в батальоне).

Но «первый блин комом». Вышло так, что пошли мы с негром среди бела дня, и нас тупо сдали местные жители. Позвонили в ментовку и погранцам сказали: «Какие-то подозрительные персоны, да еще с сумками. Странно выглядят». А наша задача была сначала пролезть, сначала село обойти, а дальше кущарями вдоль дороги и на остановку автобуса, который на Луганск идет. Точка такая была там между деревнями Чертково и Меловое. Железная дорога эти деревушки отделяет: получается российское Чертково и укровское Меловое. И получилось, мы с российской стороны не прошли через КПП, по рельсам пересекли границу из Чертково в Меловое, сначала пошли на базар, потом мимо базара уже мимо укровской погранзаставы попытались пройти туда — на остановку луганского автобуса. Но, увы, как раз были мы метрах в пятистах от остановки, и тут вдруг едет красная «пятёрка», подрезает нас, выскакивает наряд погранцов, и: «Вы куда, зачем?». Так, собственно говоря, я познакомился с украинскими погранцами в Меловом, которые любезно нас предоставили СБУ, а там уже свои приключения начались.

Катали нас сначала в Харьков. Досмотрели, немножко подознавали, покатили в Киев, в Киеве офицеры думали полдня, что с нами делать. Потом из Киева велели везти нас назад в Харьков. И вот, в Харькове неделю еще мы там просидели в КПЗ СБУ. Беннеса с Творогом депортировали. А меня вербануть пытались: «По паспорту ты украинец. Тебе задурили голову, и прочее, и прочее… Давай, поработаешь на благо отечества…». Ну, у меня тогда еще какое-то время был, пока нас по разным камерам не развели, доступ к общению с Беннесом, с Творогом, — посовещались быстренько, и тоже он (Беня) мне подмигнул, мол, давай, говори, что будешь стучать, соглашайся… Ну, так и получилось, я им подыграл. Легенду им сочинил. И, слава Богу, отпустили.

Это в мае еще было 2014 г. Кстати, мы попали в плен 8 мая, и 9 мая нас уже везли в Киев в СБУ, т.е. утром 9 мая нас даже угостили обедом и поздравили с праздником. И даже в честь праздника сняли наручники на время обеда.

Пытались даже сбушники изображать чистосердечную беседу со мной, что вот, на самом деле, я оступился, что я наемников провожу, Россия преследует экспансивные, завоевательные цели, а они такие хорошие. Я тогда задал вопрос: а почему у вас, таких хороших, получаются коктейли Молотова летают и люди гибнут? Они мне тогда ответили спокойно, что «Правый сектор», да, они же бросали коктейли Молотова, но они бросали их в ментов, в силовиков, т.е. это нормально, и ездили на отжатых машинах тогда на этих майдановских событиях, но ведь это ж они их у Януковича отжали, всё нормально… т.е. всё в порядке вещей. Нас они пытались обвинять, что мы здесь все такие-сякие. А себе они сразу взяли право на силу.

После этих общений я понял, что мы с этими людьми находимся на разных полюсах. Ну, подыграл им, просто чтоб оттуда выйти, и даже — выжить и выйти. Потому что я видел ребят, которые там были (были два луганских плененных, в соседней камере они сидели. Одного из них надознавали до такой степени, что скорее всего этот парень скончался. Т.е. я слышал разговор в коридоре, охранники один другому говорили: «Этому давай быстро скорую вызывай, в больницу везти, чтобы он здесь не окочурился». Били пацана зверски, подключали электричество…

Да, собственно, в продолжение истории, после того, как мне дали мнимый оперативный псевдоним, почту и телефон, куда надо было «стучать», и даже вернули деньги до копеек, которые у меня с собой были, поехал я в Краматорск. Сразу же, первым делом, пошел в комендатуру, встретился с нашим комендантом Иловайским Вадимом Евгеньевичем и чистосердечно во всем признался, рассказал, как было. Он тогда показал на человека в коридоре стоящего метрах в пяти, его тоже подозвал, показал жестом, что, мол, класс. Говорит: «Давай теперь занимайся этой историей». Ну, собственно, поведал я этому человеку тоже все, как было со мной. В итоге он попросил у меня эти контакты. Я ему их передал. Вот так эта эпопея закончилась с нашим этим первым политзаданием и пленением.

Дальше уже я чуть-чуть отлежался после этих событий, немножко снял стресс, фингалы зажили от побоев. И — дальше трудиться. Снова связался с кураторами, позвонил Фомичу. Он мне: «Ничего, обкатался, получил жизненный опыт, — теперь давай работать с новыми силами».

Связался я тогда с комендантом Краматорска, уже теснее познакомился. И с новым комендантом уже с Кимом Геннадием Алексеевичем, и с заместителем его по тыловой части. И вот начали мы сотрудничество в волонтерском плане. Моей задачей было наладить контакты движения «Интербригады», движения добровольцев. Отследить, чтобы люди нормально проделали свой путь с Большой Земли к нам, в Краматорский штаб, и этих людей, соответственно, нормально устроить на службу. Вот мы вместе с Геннадием Алексеевичем этим занимались.

И Сергей Александрович, Фомич, наш главный боевой командир, это курировал. Много разных людей тогда через нас прошло. Дальше расширилось поле, начали мы налаживать мосты и с Донецком тоже. И с Березиным Федором Дмитриевичем плотно познакомились. И к нему люди тоже начали поступать, чтобы он потом распределял их, со своей стороны, с донецкого штаба, в Славянск, к Игорю Ивановичу, и, может быть, где-то вот здесь в Донецке в горячих зонах. С Пургиным тоже были разговоры. С Лёней Барановым мы знакомы тоже. Баранов часть людей распределял...

Приходилось ли участвовать в боях?

Получалось так, что я рвался тоже и в горячие точки. Кстати, когда самая первая группа еще пришла (сборная солянка из тех ребят, которые в Донецке были и уже первая группа после моего пленения) в Краматорск с Большой Земли (по этому маршруту, который мы с большим трудом наладили через дырку), я хотел вместе с ними, отправиться к Игорю Ивановичу и взять автомат. Мне так хотелось в этих Славянских боях поучаствовать. Но Фомич тогда давал команду, что мне нужно попридержать этот пыл побыстрей нюхать порох, и все-таки осуществлять диспетчерскую функцию в нашем общественном движении, и следить, чтобы люди нормально доходили и устраивались на службу, — люди в особенности профессиональные, уже нюхавшие порох на других войнах или просто боевые пацаны... Конечно, нельзя сказать, что я не рисковал собой. Был ряд случаев, когда, как я уже рассказал, помимо этого плена, где неизвестно, что со мной могли сделать, в общем-то, и при захватах тех же административных зданий мы тоже шли на риск с неизвестным исходом, когда обороняли ту же обладминистрацию в Донецке и Краматорске. Приходилось и сопровождать добровольцев, которые приезжали в места близкие к дыркам на границе. И вполне те же укровские ДРГ нас просто накрыть. Мы знали, что там чуть кто-то там проспит, не туда повернет или еще навигатором по глупости воспользуется, в котором нет погрешности на расположение укропов (как порой такое случалось), а нас потом или обстреляют, или в плен. Естественно, такие моменты бывали. Ну, и помимо всего прочего, мы гуманитаркой занимались, тоже от нашего движения, от «интербригад».

Шли не только добровольцы, но был сбор средств для помощи ополчению. И продукты, и медикаменты поступали. Надо было каким-то образом этот процесс контролировать, как-то договариваться, пробивать машину, микроавтобусы, и сопровождать это и на этих машинах ездили сами, и я с вооруженным конвоем ездил, и у меня у самого тогда было оружие. Протаскивали эти грузы подчас практически мимо свистящих пуль. Естественно, риск вполне определенный был…

В боевых же действиях, чтобы я кого-то подстрелил или меня ранили, такого не было.

Яркие события.

В первую очередь, пожалуй, из интересных событий на войне хотел бы упомянуть первое вторжение СБУ в аэродром Краматорска. Дело было так. Мы нашей небольшой группой, которая обороняла Краматорский исполком, решили сделать небольшую провокацию, чтобы отвлечь внимание ВСУ от Славянска, решили сделать провокацию в Краматорске.

Выдвинулись мы к аэродрому, подошли уже близко к воротам, за которыми были внутренние войска, и сделали несколько выстрелов, кинули туда камнями. Ну, конечно, эту реакцию мы просто не могли предполагать: вдруг начали греметь пулеметы, по нам пошли очереди из автоматов, мы еле успели прыгнуть в какие-то рвы, кусты, упасть кто как мог и, наверное, с полчаса была вот эта вот пальба, пока наконец те не поняли, что это была группа пацанов. Но они уже успели позвонить в Харьков, в Киев, куда угодно. Через минут 40 — час уже прилетели вертолеты, высадились СБУшники и, наконец, прибыл знаменитый генерал Василий Крутов, потомственный кубанский казак, увы, ставший офицером СБУ… Ну, получилось так, что собрался уже народ, как на митинг, как на пикет, к месту происшествия. Я тогда там с камерой тоже бегал. Выходит пан генерал к толпе народа, с улыбочкой. Ему сразу начинают задавать вопросы: «Кто стрелял? Зачем стреляли в пацанов?». Он как-то теряется в ответах, вообще что-то говорит пространное такое, что-то общее. Дескать, ничего не знаю, просто приехали наводить порядок, это начало антитеррористической операции, они здесь как надзиратели-миротворцы. Дальше они показали, конечно, какие они миротворцы. Сначала некоторые из нас были шокированы тем, что дальше было. А потом уже мы поняли, почему народ так сделал. А дальше — народ просто вытащил его с площадки, где он давал интервью, камеры слегка убрались и его тупо побили. За всё хорошее. У нас этот эпизод известен. Даже Лимонов потом писал об этом в своем блоге. Ему сообщили.

Это был один из первых знаменитых атошных эпизодов. Как начинался этот водевиль под названием из трех букв.

Если перескочить после краматорских военных событий и ранних донецких, когда уже Игорь Иванович ушел, в комендантском полку его я тоже немножко служил после его ухода начальником информационного отдела, который потом сделали отделом информационной безопасности. Как-то не сложилось, чтобы наша деятельность попала в штатку в корпусе, в корпус уже бригада зашла без меня, — это бригада «Славяне», потом 7-я бригада. Потом у меня был перерыв. Я уволился и какое-то время был в зависании, а дальше вновь начал налаживать мосты с Федором Дмитриевичем Березиным, с которым мы уже познакомились по добровольческой деятельности (я сопровождал к нему добровольцев, как я уже сказал), ну и Федор Дмитриевич тоже сменил уже тогда две должности, от зама Стрелкова и замкоменданта Донецка он стал замполитом замечательного танкового батальона «Дизель». И вот именно служба в создавшемся армейском корпусе у меня началась именно с батальона «Дизель».

Это отдельный танковый батальон. Туда я был приглашен тоже как информационщик, вместе с моим напарником Олегом Грабовским (мы с ним до сих пор сотрудничаем в информационном отделе уже нашего отдельного развед-штурм-бата). Получается так, что, помимо того, что я должен был бегать с камерой и монтировать что-то и вывесить, я по штатке устроился наводчиком-оператором и мне дали задание, и самому мне было интересно пройти КМБ, посмотреть вблизи, как выглядит танк, что там происходит и как пацаны с ним управляются. И интересно посмотреть на весь этот быт, с той точки зрения, что это боевое братство. И именно вот в этой атмосфере совсем по-другому себя чувствуешь. Ребята там искренние, есть чувство плеча, мощнейшей моральной поддержки. И вот тогда же мне приходилось по приказу корпусному тоже выдвигаться на боевые задачи вместе с батальоном. Под Старобешево мы стояли. Да, тогда я варился уже в соку вместе с нашей ротой, с нашими ребятами. Стояли мы в посадке. Все было, как положено уже. Вся романтика. То есть, буржуйка, палатки, костры, полевая кухня…

Без войны будет скучно?

Конечно, уже вот эта атмосфера полностью воссоздана. И эти моменты, пожалуй, на всю жизнь запомню. И караулы я уже нес вместе с пацанами. Тогда, конечно, слава Богу, никто не погиб. Но именно вот эта военная романтика боевого братства, она была полностью воссоздана. Неподалеку от нас, кстати, бои шли. Мы недалеко от Волновахи стояли. Нам на построении говорили, что там 30 вертолетов укропов, брони у них много, то есть в любой момент они могут прорваться и тогда нам тоже жарко будет. Мы, с одной стороны, в такой стратегически-напряженной атмосфере стояли, ну и, с другой стороны, вот эта вся романтика походно-военного быта…

Конечно же, первый танковый биатлон. Мы его снимали на полигоне «Торез», между Шахтерском и Торезом по пути на Саур-могилу. Тогда наша батальонная съемочная бригада поработала и разведосы «Востока» тоже нам помогали своими беспилотниками. Получился довольно-таки обширный план работы. Интересно поработали. Это первый опыт был создать что-то такое, масштабное событие, наподобие российского танкового биатлона. У комбата нашего идея возникла, у Петра Алексеевича. И это был наш первый съемочный опыт. С разных точек в радиусе 2-3 километров снимали с камерами, с рациями, с беспилотниками. Весело было и любопытно. Ну, и такой уже момент был пограничный, между войной и миром, собственно. Чтобы показать, что мы парни крепкие и можем даже такое культурно-спортивное мероприятие провести.

В 2014 году, естественно, все шли, движимые идеей Новороссии. Собственно, эта идея не умерла, если говорить именно о сердцах бойцов и боевых командиров. В частности, в нашем разведывательно-штурмовом батальоне, который мой друг и командир Сергей Александрович Фомченков вместе с Захаром Прилепиным, известнейшим ныне писателем, создали. И Сергей Александрович, и Евгений Николаевич, он же Захар, они подчеркивают это в своих интервью, что большая часть наших бойцов движимы идеей Новороссии, и за это пришли воевать. Бойцы и уходят воевать, потому что у них эта вера тоже не угасает. Они хотят по программе минимум освободить свои родные города, которые тоже проводили референдум за провозглашение народных Донецкой и Луганской республик, ну и соответственно многие дальше хотят идти на программу максимум, чтобы все-таки освобождать и те земли, которые действительно наши, и там проживает русскоязычное население, и они хранят в душах русскую идею. Это Харьковская область, Одесская область, Николаевская, Херсонская…

Естественно, что сейчас есть определенные политические препоны. Запад сильно давит на нас всех, и на Большую Землю, на Кремль, из-за чего они не могут нас так поддерживать, как бы нам хотелось. Это, конечно, сильно останавливает. Приходится как-то исподтишка воевать, исподтишка и с оглядкой все делать. И таких военных ресурсов у нас нет, чтобы противостоять в данный момент такому количеству укровской техники и живой силе, которую они нагнали. Потому, конечно, в силу всех этих препонов, мы заторможены в нашей войне. Но для нас это война как в стратегическом смысле, так и в культурном, в идейном… Если бы мы идейно не были мотивированы проектом Новороссии, то в принципе возможность у большинства из нас есть, могли бы двинуть куда-нибудь на Большую Землю, кто куда. Кто к родне, кто просто россиянин-доброволец, уехал бы и занимался там хозяйством, бизнесом или чем-нибудь еще. Но даже при всех этих так называемых минских соглашениях, фальшивых перемириях люди продолжают верить, продолжают надеяться, ждать и готовы к масштабной войне в любой момент.

Вопрос о Божьей помощи на войне.

Вы знаете, регулярно. У меня к тому же вот часто и получалось так, что хоть это не было прописано ни в одной штатке, практически и здесь в батальоне моя конкретная должность еще обозначается, это все еще в процессе. Мы только недавно стали отдельным батальоном. Все еще в разработке. Но тем не менее постоянно приходилось выполнять особые поручения командиров или сводить очень нужных людей с большими людьми, и с первыми лицами в Донецкой Народной Республике был знаком, как в правительстве, так и в ополчении, и с Игорем Ивановичем Стрелковым знаком лично, и с Сергеем Николаевичем, он же «Хмурый». Были такие моменты, когда действительно чувствовалось, что тобою движет Высшая Сила, что именно в этот момент этого конкретного человека нужно было свести, провести куда-то, с тем-то командиром познакомить, еще с другим. И в нужный момент чтобы это состоялось. Или доехать. И такое постоянно.

И помощь раненым через нас проходила. И тоже такие совпадения были, что люди получали лекарства, мы их стыковали с хирургами, которые могут им в нужный момент помочь. И в этом очень ощущается Божественное присутствие. Ну и в Краматорске был такой момент, когда мы с нашим славным казаком «Мудрым», Дмитрием Мудриченко из города Шахты, тоже наш партиец, который с первых дней 2014 года двинулся нам на помощь. С ним в Краматорске уже мы как-то оказались на отшибе. Нас пригласили, получается, немножко на пикничок, развеяться, просто отдохнуть от нашей повседневной военной волокиты, и получилось так, что как-то мы запутались и я, хоть и жил в Краматорске, этот поселок плохо знал территориально… мы оказались очень близко к аэропорту. И поздний вечер. И его уже командир дергает по боевой. Не знает толком, что он на самом деле там находится. Дима тоже немножко напортачил. Ну, получилось так, что нас могут даже взять в засаду, сейчас с аэропорта двинутся тоже ДРГ какие-нибудь, и мины там рядом, куда пробираться страшновато. Но так вышло, что вдруг свет-дальняк, потом приближается машина, открывается дверь и высовывается таксист, который прекрасно знал моего покойного отца (Царствие ему Небесное). И он мне говорит: «Артем, это ж ты! Давай, садись в машину! Поехали!». И он меня вывез, мы еще так поговорили о прошлом, он моего отца вспомнил. И я уже почувствовал, что это отец как Ангел-хранитель уже молится, и вот привет передал с Того Света. Вот резко так, в неожиданный момент, получается, что человек эвакуировал нас и привез в штаб в Краматорске. И еще ряд таких моментов был.

Также было уже после отступления Игоря Ивановича, когда Славянский гарнизон, вслед за ним Краматорский гарнизон двинулся на Донецк, уже около месяца прошло, тогда было очень масштабное совещание на уровне всех министерств, которые тогда успели сформироваться. И вот, как сейчас помню, как я пришел в здание СБУ, в штаб, в Донецке, и встречается мне Сергей Николаевич, он же «Хмурый», и кричит: «Давай! Привет! Иди сюда! Все бросай! Все планы. Сейчас жди, скоро состоится совещание на тему: либо все силы на Донецк, либо на коридор. Скорей всего мы примем решение — все силы на Донецк двинуть, потому что не можем так просто уйти, как гости. А у наших солдат здесь семьи. Мы как профессионалы выйдем легко, а наших солдат семьи не выживут, да и так просто не выйдут, и они готовы стоять до последнего». И действительно, было принято это историческое решение Игорем Ивановичем, которого обвиняют, что вот он, такой-сякой, хотел сбежать. Приняли это решение — все силы на Донецк и держать город. Ну и потом получилось, что отстояли город и близлежащие города – Шахтерск, Иловайск, который был хорошо отвоеван, так, что укры бросали свою технику и бежали. И коридор на Мариновку пробили.

Еще могу вспомнить интересного – о покойном друге, полевом командире Жене Пономареве («Динго»), сотнике Терской волчьей сотни. Это был очень интересный человек, нестандартный. Он очень любил музыку, сам занимался музыкой, прекрасно играл на гитаре, я ему даже свой инструмент подарил на память. Очень любил он Высоцкого. И был такой эпизод небольшого штурма славянского блокпоста у Стеллы. Происходил он так. Выдвинулась небольшая группа, во главе Динго. С выключенными фарами. Тихонечко подъехали. И когда уже расстояние было минимальное для обзора противников, фары резко зажглись и с колонок под Ватт 100 зазвучал Высоцкий: «Солдаты группы Центр». Враг был шокирован, конечно, они пытались отстреливаться с перепугу, но таки дернули они, драпанули, грубо говоря, с этого блокпоста стремительно. И рванули в сторону Карачуна. Но, как показали события дальше, там их встретили свои дружественным огнем. Так укры в очередной раз продемонстрировали свой «героический» настрой. Ну а мы, конечно, очень долго смеялись после этого. Было, что обсудить.

Еще могу упомянуть о печально известном уходе из Славянска отряда Игоря Ивановича Стрелкова. Была бронегруппа, которая добровольно пошла на смерть, чтобы вышла колонна оттуда. И я общался с тем человеком, позывной у него был «Поп», он у них был кем-то вроде психолога, замполита и полевого священника. Поведал он мне, как за день до этого готовил этих многих молодых парней (большинство из них были очень молоды, им еще жить и жить) на добровольную смерть, на героический подвиг ради благого дела, которое уже вошло в историю. И, по моему скромному мнению, эти ребята достойны даже канонизации в нашей русской православной церкви. Не менее, чем наши юные герои из прошлых лет…

Интервью записала Ирина Логвинова

Фотография Геннадия Дубового