Петр Иванченко

Рыцарский орден Ивана Грозного

Вторая половина XVI века, по мнению многих исследователей, стала для нашей Родины поистине судьбоносной эпохой. Именно в этот период ясно очерчивается концепция самодержавного государства, происходит осознание себя русским обществом, как центра всемирного истинного христианства, Третьего Рима. В это же время начинается строительство будущей Российской империи. Тогда же были заложены основы русской государственности, которую не смогли разрушить ни Смутное время, ни три с лишним столетия непрерывных атак явных и тайных врагов нашего Отечества. Несмотря на это, вторая половина шестнадцатого столетия по количеству противоречивых, а то и взаимоисключающих исторических версий может поспорить с ХХ веком. Несомненно, что большинство споров, причем не только историков, но и философов, политологов, культурологов, и даже религиозных деятелей, происходит вокруг фигуры царя Иоанна IV и созданной им опричнины. Причем, как нетрудно подметить внимательному наблюдателю, трактовка этого образа и этого явления очень часто зависела от политической конъюнктуры текущего момента.

«Виктор Суворов» XVI века

«Легко заметить, что российские историки традиционно использовали личность Ивана IV в политических целях. Дворянская историография конца XVIII-начала XIX в.в. использовала образ «Грозного» для шантажа российской монархии. В своих трудах историки рисовали образ тирана, истреблявшего своих подданных и ввергнувшего государство в смуту. Либеральные историки XIX-начала XX в.в. использовали Ивана IV для атаки на монархию. Ужасы опричнины в их работах ассоциировались с недостатками монархического образа управления. И.В.Сталину образ «Грозного» царя, уже созданный в литературе, нужен был затем, чтобы оправдать свои методы борьбы с оппозицией. В позднейшей советской литературе деятельность Ивана IV ассоциировалась со сталинским террором. Подобные тенденции не изжиты и до сегодняшнего дня», - считает известный российский историк Юрий Кондаков.

И если в академических кругах до сих пор идет спор, то в общественном сознании довольно плотно укоренился некий миф о царствовании Иоанна Васильевича. Согласно нему, Иван Грозный был жестоким тираном и садистом, превзошедшим своими неистовствами Калигулу и Нерона, создавшим вокруг себя сообщество кровожадных убийц, насильников и грабителей. С ними он методично истреблял своих подданных самыми дикими и извращенными способами. Истоки этой версии очевидны. Ее родоначальником можно назвать историка Карамзина, в основу трудов которого легли свидетельства иностранцев, по тем или иным причинам, находившихся в России в годы правления Иоанна Грозного, а также труды князя - перебежчика Андрея Курбского. Следует отметить, что большинство историков (в том числе и сторонников «тиранической» версии) высказывает вполне обоснованные сомнения в достоверности и добросовестности этих источников. Слишком уж велико в них количество явных нелепиц и очевидных фантазий. Кроме того, довольно несложно выявить истинную мотивацию этих писаний.

«Во второй половине XVI века Россия вела войну с объединенным польско-литовским государством и со Швецией. Военный итог компании был не в пользу России, проиграла она и информационную войну. Противоборствующие стороны рассылали свои послания, направленные на доказательство своей правоты в военном конфликте. Предпринимались попытки сплотить Европу против «восточных варваров» и даже начать крестовый поход на Москву. Ведущая роль в информационной войне принадлежала перебежчикам из России, которые, пользуясь своей осведомленностью (которой на самом деле могло и не быть), чернили страну, где они ранее служили, пытаясь этим добиться расположения своих новых хозяев. К числу явно пропагандистских документов относился труд А.М.Курбского «История князя Великого Московского». Князь-предатель, водивший в Россию литовские отряды, стал основоположником литературы, посвященной Ивану IV. … Существенный вклад в создание образа Грозного царя внесли лифляндцы И.Таубе и Э.Крузе. Участвуя в Ливонской войне, оба были взяты в плен и с началом опричнины привлечены к работе на дипломатическом поприще. В 1671 году, после неудачной осады Ревеля, они бежали в Литву. Для того чтобы оправдаться в двойной измене перед своими новыми хозяевами, в повествовании о жизни в России они сознательно сгущали краски, переплетая правду с явным вымыслом. В их повествовании Иван IV представлялся чудовищем, лишенным любых человеческих чувств, упивающийся пытками и казнями. В конце своего повествования они советовали главе польско-литовской администрации в Лифляндии Я.Е.Хоткевичу начать войну с Россией, так как все подданные ненавидят тирана». – пишет Юрий Кондаков.

Подобной точки зрения придерживается и другой современный исследователь Вячеслав Манягин: «Мемуары» Таубе и Крузе многословны и подробны, но их явно клеветнический характер выводит их за скобки достоверных источников. Серьезные научные исследователи не считают их таковыми. Так, ведущий специалист по русской истории этого периода, Р. Г. Скрынников отмечает: «Очевидцы событий Таубе и Крузе составили через четыре года после суда пространный, но весьма тенденциозный отчет о событиях».

Кроме того, нравственный облик этих политических проходимцев, запятнавших себя многочисленными изменами, лишает их права быть свидетелями на суде истории, да и на любом другом суде. То же можно сказать и о князе А. Курбском. Будучи командующим русскими войсками в Ливонии, он вступил в сговор с польским королем Сигизмундом, и изменил во время боевых действий. Получил за это награду землями и крепостными в Литве. Лично командовал военными действиями против России. Польско-литовские и татарские отряды под его командованием не только воевали русскую землю, но и разрушали православные храмы, что он сам не отрицает в своих письмах к Царю. Как источник информации о событиях в России после 1564 года он не достоверен не только в силу своего резко негативного отношения к Государю, но и просто потому, что жил на территории другого государства и не был очевидцем событий. Практически на каждой странице его сочинений встречаются «ошибки» и «неточности», большинство из которых является преднамеренной клеветой». Таким образом, князя вполне можно сравнить с другим перебежчиком – «историком», нашим современником Виктором Резуном, избравшим себе скромный псевдоним «Суворов», «разоблачающим» в своих опусах свое бывшее Отечество.

В настоящий момент доказана несостоятельность большинства обвинений в адрес Иоанна IV и его ближайших слуг. Взять хотя бы хрестоматийное «убийство Иоанном Грозным своего сына», отраженное даже в одноименной картине Репина. Большинство исторических источников между тем однозначно указывают, что смерть царевича наступила от болезни. От какой именно сегодня можно сказать со всей определенностью. Это было отравление сулемой (хлоридом ртути HgCl2). Смерть, вызванная ртутью, мучительна, а доза, вызывающая такой исход, не превышает 0,18г. В 1963 году в Архангельском соборе Московского Кремля были вскрыты четыре гробницы: Иоанна Грозного, царевича Ивана, царя Феодора Иоанновича и полководца Скопина-Шуйского. При исследовании останков была проверена версия об отравлении Грозного. Ученые обнаружили, что содержание мышьяка примерно одинаково во всех четырех скелетах и не превышает нормы. Но в костях Царя Иоанна и царевича Ивана было обнаружено наличие ртути, намного превышающее допустимую норму.

Некоторые историки пытались утверждать, что это вовсе не отравление, а последствие лечения сифилиса ртутными мазями. Однако исследования показали, что сифилитических изменений в останках царя и царевича не обнаружено. После того, как в 1990-х годах провели исследование захоронений московских Великих княгинь и цариц, был выявлен факт отравления той же сулемой матери Иоанна Васильевича, Елены Глинской (+1538) и его первой жены, Анастасии Романовой (+1560). Это свидетельствует о том, что царская семья на протяжении нескольких десятилетий была жертвой отравителей из самого близкого окружения. Некоторые исследователи убеждены, что тем же ядом был отравлен и святитель Филипп, «задушенный Малютой Скуратовым по приказу тирана». Не находят подтверждения и многие другие «зверства», приписываемые царю Ивану Васильевичу. То же самое можно сказать и о созданной им организации - опричнине. «В новейшей исторической литературе разоблачен ряд мифов, на основании которых в течение веков был создан негативный образ царя Иоанна Грозного. Очевидна пристрастность сочинений А.М.Курбского и немцев-опричников, развеян миф об убийстве царем своего сына, недостоверными признаются сообщения о казнях некоторых духовных лиц, опричный террор объясняется существованием заговоров, наконец, ссылка митрополита Филиппа объясняется нарушением им обещания не вступать в «домовой царский обиход и опричнину». В то же время набожность и богословская просвещенность Ивана IV, его забота о Церкви не подвергаются сомнению».

Заговоры и предательства

В силу живучести этих мифов, опричнина для многих является одним из самых загадочных явлений той эпохи. Так, некоторые пытаются объяснить появление этого института исключительно игрой извращенного ума и больного воображения царя. А один «историк» дописался и вовсе до того, что объявил опричнину тайной сатанинской сектой, вроде переродившегося ордена тамплиеров, где регулярно служились «черные мессы». Между тем, ничего особенно загадочного в опричнине не было. Ближе всех к пониманию этого явления и его значения в русской жизни, по мнению ряда современных исследователей, подошел в своих трудах митрополит Иоанн (Снычев). Это и понятно – духовному лицу гораздо легче постичь мотивы действий православного государя, чем ученым – материалистам, привыкшим искать во всем «классовую сущность». «Опричнина стала в руках царя орудием, которым он просеивал всю русскую жизнь, весь ее порядок и уклад, отделял добрые семена русской православной соборности и державности от плевел еретических мудрствований, чужебесия в нравах и забвения своего религиозного долга», - писал владыка. «При всей пристрастности концепции митрополита Иоанна многие положения, выдвинутые в его книге, разделяются и современными академическими исследователями», - указывает Юрий Кондаков, упоминая труды историков В.В.Шапошника и В.А.Колобкова. – Отказались исследователи и от попытки создать концепцию или схему, объясняющую те или иные действия царя. Они идут по пути полной реконструкции событий, параллельно подвергая критическому разбору точки зрения своих предшественников».

Обратимся к событиям, предшествующим появлению опричнины. Как известно, детство и отрочество Ивана Грозного прошло среди непрестанной череды боярских заговоров, интриг и мятежей, произведших на него столь тяжкое впечатление, что свое царствование он начал с особого покаянного слова, к которым он обратился к народу, духовенству и знати. Принимая на себя ответственность за все неурядицы, он объявлял прощение всем их истинным виновникам, и призывал всех, оставив вражду, соединиться в христианской любви. Но как показало время, этот призыв оказался не услышанным. «В боярстве, пополнявшемся титулованной удельной знатью, принесшей в Москву понятия о своих наследственных правах, установился взгляд на свое руководящее положение как на «законное» дело — привилегию, независимую от воли государя. Это грозило разрушением гармонии народного бытия, основанной на со-служении сословий в общем деле, на их взаимном равенстве перед Богом и царем. «Еще при Грозном до опричнины встречались землевладельцы из высшей знати, которые в своих обширных вотчинах правили и судили безапелляционно, даже не отдавая отчета царю» (В. О. Ключевский). Более того, царь, как лицо, сосредоточившее в себе полноту ответственности за происходящее в стране, представлялся таким боярам удобной ширмой, лишавшей их самих этой ответственности, но оставлявшей им все их мнимые «права». Число знатнейших боярских фамилий было невелико — не превышало двух-трех сотен, зато их удельный вес в механизме управления страной был подавляющим. Положение становилось нестерпимым, но для его исправления царь нуждался в единомышленниках, которые могли бы взять на себя функции административного управления страной, традиционно принадлежавшие боярству. Оно в своей недостойной части должно было быть от этих функций устранено. Эти «слугующие близ» государя верные получили название «опричников», а земли, отведенные для их обеспечения, наименование «опричных». Вопреки общему мнению, земель этих было мало. Так, перемещению с земель, взятых в опричнину, на другие «вотчины» подверглось около тысячи землевладельцев — бояр, дворян и детей боярских. При этом опричнина вовсе не была исключительно «антибоярским» орудием. Царь в указе об учреждении опричнины ясно дал понять, что не делит «изменников» и «лиходеев» ни на какие группы «ни по роду, ни по племени», ни по чинам, ни по сословной принадлежности», - писал митрополит Иоанн.

Указ о создании опричнины не был спонтанным решением. Первыми попытками создать альтернативную боярским органам власти систему управления стала «избранная рада», куда государь собрал близких ему людей, единомышленников, которым, как он предполагал можно довериться. Но вскоре стало очевидным, что и они оказались вовлеченными в боярские интриги. Самые близкие – Алексей Адашев и иерей Сильвестр изменили царю и даже оказались причастными к отравлению его супруги Анастасии. Андрей Курбский, как уже говорилось, перешел на сторону неприятеля. Также поступил и другой воевода – Дмитрий Вишневецкий. Убедившись в неэффективности имеющихся у него средств, государь совершает экстраординарный шаг. 3 декабря 1564 г. царь неожиданно для многих выехал из Москвы вместе с семьей в сопровождении заранее подобранных бояр и дворян. Взял он также с собой казну и некоторые особо чтимые святыни. После посещения Троице-Сергиева монастыря он направился в свою летнюю резиденцию - Александровскую слободу (ныне г. Александров в 100км к северо-востоку от Москвы). Отсюда в начале января 1565г. Иван IV шлет в Москву две грамоты. В первой, адресованной боярам, духовенству и служилым людям, он обвинял их же в изменах и потворстве изменам, а во второй царь объявлял московским посадским людям, что у него «гневу на них и опалы никоторые нет». Послания царя, прочитанные на Красной площади, вызвали в городе огромное волнение. Московское «людье» потребовало, чтобы царя уговорили вернуться на престол, угрожая, что в противном случае они «государственных лиходеев и изменников» сами «потребят».

Через несколько дней в Александровской слободе Иван Васильевич принял делегацию духовенства и боярства, и согласился вернуться на престол с условием, «что ему своих изменников, которые измены ему, государю, делали и в чем ему, государю, были непослушны, на тех опала своя класти, а иных казнити и животы их и статки имати, а учинити емут на своем государстве себе опричнину, двор ему учинить себе и весь обиход особный».

Понимая огромное значение принимаемого решения, и не желая навязывать его силой, царь предоставил народу сделать свободный и осознанный выбор. И народ его сделал.

Метла и собачья пасть

Первым шагом царя по возвращению в Москву стал указ о создании опричнины. Этот термин не был нов - так назывался издавна удел, который князь выдавал своей вдове, «опричь» (кроме) другой земли. Однако в данном случае опричнина означала личный удел царя. Остальная часть государства стала именоваться земщиной, управление которой осуществлялось Боярской думой. Политическим и административным центром опричнины стал «особый двор» со своей Боярской думой и приказами, частично переведенными из земщины. В опричнине была особая казна. Первоначально в опричнину была взята тысяча (к концу опричнины - уже 6 тыс.) в основном служилых людей, но были и представители некоторых старых княжеских и боярских родов. У опричников была особая эмблема в виде собачьей головы и метлы. Это означало, что опричник должен грызть «государевых изменников» и выметать измену. Но карательная функция была для опричнины не единственная и не главная. Гораздо более важным направлением ее деятельности стало создание новой административной системы зарождающейся империи, или вернее исправление и модернизация старой. « Аз есмь царь, - говорил Грозный, - Божиим произволением, а не многомятежным человеческим хотением». Русский государь не есть царь боярский. Он не есть даже царь всесословный, то есть, общенародный. Он - Помазанник Божий. Инструментом утверждения такого взгляда на власть и стала опричнина», - считает митрополит Иоанн.

Другая функция, стоящая перед организацией, была военная. В состав опричнины входило особое, опричное войско – своеобразная лейб-гвардия при особе монарха. Отбор в него был очень жесткий, и только «лучшие люди» имели шанс на зачисление в опричные полки. Комплектовались они, главным образом, из преданных царю дворян и детей боярских «опричных» волостей и уездов. В 1565г. оно включало 1000 опричников. На 20 марта 1573г. в составе опричного двора царя Иоанна числилось 1854 человека. Из них 654 составляли охранный корпус государя из его телохранителей. В их числе, кстати, находился в 1573г. молодой еще тогда опричник Борис Годунов. Остальные 1200 опричников разделены на четыре приказа, а именно: Постельный, ведающий обслуживанием помещений дворца и предметами обихода царской семьи; Бронный, то есть оружейный; Конюшенный, в ведении которого находилось огромное конское хозяйство дворца и царской гвардии, и Сытный — продовольственный.

К 70-м гг. войско выросло до 5-6 тысяч человек. По своему характеру оно было поместным. Опричники получали за службу поместья во временное пользование и «государево» жалованье. Они давали клятву верности царю, обязывались не иметь никаких сношений с боярами земщины. Опричное войско было конным, в его составе была и собственная артиллерия. Оно имело полковую структуру и управлялось воеводами, которых царь назначал лично, и опричным Разрядным (дворовым) приказом. Функции этого приказа были идентичны функциям Разрядного приказа земщины. Несомненно, что важнейшей задачей опричного войска была борьба с внутренней крамолой и сепаратистскими тенденциями, подавление и предупреждение мятежей. В этом смысле опричное войско можно сравнить с современными внутренними войсками. Кроме того, опричники несли порубежную службу, охраняя границы государства, и участвовали в войнах совместно с земским войском, находясь на самых ответственных или опасных участках и действуя, как ударные отряды. При этом опричные полки объединялись с соответствующими земскими полками (например, Большой полк опричного войска с большим полком земским, опричный передовой полк с передовым полком земским и т.д.). Действовало опричное войско против внешнего врага и самостоятельно. Несмотря на малочисленность, оно сыграло выдающуюся роль в защите России, например, в битве на Молодях, в 1572г., во время которой были разгромлены татарские войска, а их командующий Дивей-мурза взят в плен опричником Аталыкиным. В 1568г. охрану южной границы Русского государства несли только опричники. Большой, передовой и сторожевой полки располагались в Мценске, а полки правой и левой руки и ертоульный (дозорный, разведывательный) - в Калуге.

Царский орден

Уже упомянутые 600 особо приближенных к государю опричников не ограничивались функцией телохранителей. Эти люди в случае необходимости служили в роли доверенных царских порученцев, осуществлявших охранные, разведывательные, следственные и карательные функции. Но, похоже, что и это было не все. Историк И. И. Полосин пришел к заключению, что опричнину в целом венчал некий рыцарско-монашеский (или придворный) орден, имевший свой орденский костюм, свою символику, свой орденский храм в Александровой слободе, своего гроссмейстера, в роли которого выступал царь, и даже свою печать. «Даже внешний вид Александровской слободы, ставшей, как бы сердцем суровой брани за душу России, свидетельствовал о напряженности и полноте религиозного чувства ее обитателей. В ней все было устроено по типу иноческой обители – палаты, кельи, великолепная крестовая церковь (каждый кирпич ее был запечатлен знамением Честнаго и Животворящего Креста Господня). Ревностно и неукоснительно исполнял царь со своими опричниками весь строгий устав церковный». В этой общине царь был игуменом, князь Афанасий Вяземский - келарем, Малюта Скуратов - пономарем; и они вместе с другими распределяли службы монастырской жизни. Иван Грозный с обоими сыновьями сам звонил в колокола. Рано утром в 4 часа должны все братья были быть в церкви, где служились часы и утреня; все не явившиеся, за исключением больных, наказывались 8 днями епитимии. Во время церковной службы царь пел на клиросе. Литургию служили в 8 часов, и на ней также присутствовали все насельники Александровской слободы. К 10 утра братия идет на трапезу, и все садятся за стол. Государь, как игумен, в соответствии с монашеской традицией сам остается стоять, пока те едят. Каждый брат должен приносить кружки, сосуды и блюда к столу, и каждому подается еда и питье. Что опричник не сможет съесть и выпить, он должен унести в сосудах и блюдах и раздать нищим, которые в великом множестве обитали вокруг слободы. И лишь только, когда трапеза закончена, сам игумен шел к столу. Все обитатели Александровской слободы носили монашескую одежду – подрясники и скуфьи. Как мы видим, быт и обычаи Александровской слободы вполне подтверждают выводы Полосина.

Как известно, «потешные» Петра Первого, были для него не только гарантами его личной безопасности и инструментом в борьбе за власть, но и кузницей кадров – военных и административных. Нечто подобное можно сказать и об опричном «ордене». В случае необходимости каждый из приближенных опричников был готов принять руководство военными или гражданскими структурами. Митрополит Иоанн приводит следующие примеры: «В сентябре 1577г. во время Ливонского похода царь и его штаб направили под город Смилтин кн. М.В. Ноздроватого и А.Е. Салтыкова «с сотнями». Немцы и литовцы, засевшие в городе, сдаться отказались, а царские военачальники - Ноздроватый и Салтыков – «у города же никоторова промыслу не учинили и к государю о том вести не учинили, что им литва из города говорит. И государь послал их проведывать сына боярского Проню Болакирева... И Проня Болакирев приехал к ним ночью, а сторожи у них в ту пору не было, а ему приехалось шумно. И князь Михайлы Ноздроватого и Ондрея Салтыкова полчане и стрельцы от шума побежали и торопяся ни от кого и после того остановилися. И Проня Болакирев приехал к государю и все то подлинно сказал государю, что они стоят небрежно и делают не по государеву наказу. И государь о том почел кручинитца, да послал Деменшу Черемисинова, да велел про то сыскать, как у них делось». Знаменитый опричник, а теперь думный дворовый дворянин Д. Черемисинов расследовал на месте обстоятельства дела и доложил царю, что Ноздроватый и Салтыков не только «делали не гораздо, не по государеву наказу», но еще и намеревались завладеть имуществом литовцев, если те оставят город. «Пущали их из города душою и телом», то есть без имущества. Черемесинов быстро навел порядок. Он выпустил литовцев из города «со всеми животы - и литва тотчас город очистили». Сам Черемисинов наутро поехал с докладом к царю. Князя Ноздроватого «за службу веле государь на конюшне плетьми бить. А Ондрея Салтыкова государь бить не велел». Тот «отнимался тем, что будто князь Михаиле Ноздроватый ему государеву наказу не показал, и Ондрею Салтыкову за тое неслужбу государь шубы не велел дать».

В необходимых случаях руководство военными операциями изымается из рук воевод и передается в руки дворовых. В июле 1577г. царские воеводы двинулись на город Кесь и заместничались. Князь М. Тюфякин дважды досаждал царю челобитными. К нему было «писано от царя с опаскою, что он дурует». Но не желали принять росписи и другие воеводы: «А воеводы государевы опять замешкались, а к Кеси не пошли. И государь послал к ним с кручиною с Москвы дьяка посольского Андрея Щелкалова, из Слободы послал государь дворянина Даниила Борисовича Салтыкова, а веле им итить к Кеси и промышлять своим делом мимо воевод, а воеводам с ними».

Как видим, стоило воеводам начать «дуровать», как доверенное лицо царя — дворовый, опричник Даниил Борисович Салтыков был уполномочен вести войска «мимо» воевод, то есть, отстранив их от командования. Только что препиравшиеся между собой из-за мест князья все разом были подчинены дворовому Д.Б. Салтыкову, человеку по сравнению с ними вовсе «молодому».

«Опричный террор»

Несомненно, что репрессивные функции были для опричнины одними из основных. Но, каковы были размеры этих репрессий? Один из «очевидцев» - англичанин Джером Гарсей утверждал, что в Новгороде в 1870 году опричники уничтожили 700000 человек! Тут, как говорится, комментарии излишни. Указанная англичанином цифра значительно превышала население Новгорода тех времен. Кандидат исторических наук Николай Скуратов в своей статье «Иван Грозный - взгляд на время царствования с точки зрения укрепления государства Российского» пишет: «Обычному, несведущему в истории человеку, который не прочь иногда посмотреть кино и почитать газету, может показаться, что опричники Ивана Грозного перебили половину населения страны. Между тем число жертв политических репрессий 50-летнего царствования хорошо известно по достоверным историческим источникам. Подавляющее большинство погибших названо в них поименно….казненные принадлежали к высшим сословиям и были виновны во вполне реальных, а не в мифических заговорах и изменах….почти все они ранее бывали прощаемы под крестоцеловальные клятвы, то есть являлись клятвопреступниками, политическими рецидивистами».

Такой же точки зрения придерживается известный советский историк Руслан Скрынников и митрополит Иоанн. И тот, и другой указывают, что за 50 лет правления Иоанна Грозного к смертной казни были приговорены 4-5 тысяч человек. В том же веке в других государствах правительства совершали действительно чудовищные беззакония. В 1572г. во время Варфоломеевской ночи во Франции перебито свыше 30 000 протестантов. В Англии за первую половину XVI века было повешено только за бродяжничество 70.000 человек. В Германии, при подавлении крестьянского восстания 1525г. казнили более 100.000 человек. Герцог Альба уничтожил при взятии Антверпена 8.000 и в Гарлеме 20.000 человек, а всего в Нидерландах испанцы убили около 100.000. И таких примеров множество.

«Со временем боярство с помощью опричнины излечилось от сословной спеси, впрягшись в общее тягло. О том, что опричнина не рассматривалась как самостоятельная ценность и ее длительное существование изначально не предполагалось, свидетельствует завещание царя, написанное во время болезни в Новгороде в 1572. «А что есьми учинил опричнину, - пишет Грозный, - и то на воле детей моих Ивана и Федора, как им прибыльнее, пусть так и чинят, а образец им учинен готов». Я, мол, по мере своих сил показал как надо, а выбор конкретных способов действия за вами - не стесняю ничем. Земщина и опричнина в конце концов смешались, и последняя тихо отмирала по мере осмысления правящим классом России своего религиозного долга, своего места в общерусском служении», – писал митрополит Иоанн.