О ритуальности цареубийства
Андрей Мановцев

О ритуальности цареубийства

В беседах со слайдами

Предисловие

Многие из тех, кто почитает Царскую Семью, помнят, наверное, тот шум, что подняли СМИ по окончании конференции 27 ноября 2017 г. в московском Сретенском монастыре «Дело об убийстве Царской Семьи». Шум связан был с тем, что владыка Тихон Шевкунов осмелился (скажем без кавычек) утверждать необходимость выяснения вопроса о ритуальном характере убийства Царской Семьи.

Либеральное сознание, не утруждаясь размышлением, видит в одной лишь постановке такого вопроса посягательство на неприкосновенность еврейской темы, подозревает непременный антисемитизм у тех, кто тему затрагивает и т.д. Такова уж специфика сего предмета (сионизма), невозможность нормальных, в связи с ним, разговоров. Вспомним хотя бы остракизм, которому был подвергнут бывший идол Александр Солженицын после выхода его книги «Двести лет вместе». Что ж, надо быть готовым к эксцессам и по выходе данной публикации.

Читателю предлагается в ней познакомиться с данной темой через две популярного характера беседы со слайдами. Прошлой весной уже была подобная публикация «Фальсификация века». Преимущество формата бесед со слайдами — это, прежде всего, возможность привлечения целого ряда наглядных изображений. Что же касается сопроводительных текстов, то и они представляются нелишними.

К запретной теме

Можно считать, что еврейский народ, отвергнув Христа, остается под действием самообличения, слишком серьезного: «Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27:25). И поэтому, мол (так считают некоторые православные верующие), не стоит смущаться от обвинений в антисемитизме, это всего лишь ярлык, а важно правдиво и нелицеприятно смотреть на пресловутый «малый народ». Но бесчеловечность расистских установок есть во все времена — бесчеловечность.

Юдофобия не является более оправданной, чем русофобия. И великий русский философ Иван Ильин, будучи безоговорочным русским националистом, был последовательным и активным противником антисемитизма — он пострадал от гитлеровского режима в Германии, в частности, и по этой причине.

Таким образом, как ни отвратительна истерия (иначе не скажешь), поднятая СМИ вокруг возможности признания ритуального характера екатеринбургского злодеяния, как ни бесчестны попытки адептов «Поросенкова лога» отмахнуться от этого вопроса, нельзя игнорировать существующую социальную опасность: официальное признание ритуальности цареубийства чревато антисемитизмом. В низовом, расхожем восприятии оно может дать ему повод. Рядовой человек не станет вникать, отбросит пояснения и скажет: «Ага, евреи виноваты, теперь это признано!» И всё. А то, что речь идет не о всех евреях, а о сатанинской секте изуверов, оставит за скобками. Проблема реальная, и необходимо ее обозначить. Впрочем, дождешься ли честности официальных исследований?


С другой стороны, имеет место и следующий аспект. Международный еврейский капитал был и остается важнейшим фактором жизни человечества. И если почитатель Царской Семьи задастся вопросом: «Кому так нужно признание ложных останков подлинными?», то, думается, его удовлетворит простая догадка: «Это нужно богатым евреям, не желающим признать ритуальности цареубийства».

Сколь бы ни было сложным обоснование приведенной догадки, она всё объясняет: и огромность средств, потраченных на фальсификацию, и слепую безоговорочность западного общественного мнения: мол, подлинность «екатеринбургских останков» доказана наукой. Ведь если они подлинные, то ни о какой ритуальности «политического убийства» и речи быть не может. Нельзя не обозначить и эту догадку.

Увы, в сознание многих людей внедрена возможность признания «екатеринбургских останков» принадлежащими Царской Семье. Два слова об этом. Ни один нормальный человек не поверит, что Государь Николай II был сутулым, склонным к полноте, болезненным индивидуумом, ведшим, предпочтительно, сидячий образ жизни. Но таковым был обладатель скелета № 4, приписываемого Императору. И это было известно с весны 1993 г., т.е. за несколько месяцев до начала следствия. Бесчестность исходная.

Как бы то ни было, мы должны стремиться к истине и не поддаваться действиям тех или иных «магнитных полей».

Взгляд Петра Мультатули

Взвешенность подходов — одно из достоинств работ Петра Валентиновича Мультатули. В своих беседах мы будем, в основном, следовать его труду «Император Николай II. Екатеринбургская Голгофа». В этой книге, в начале главы 2-й «Ритуальное убийство», историк констатирует затруднительность спокойного обсуждения: «Одни категорично утверждают, что оно имело место, другие не менее категорично это отрицают. В дискуссиях по этому вопросу не было бы ничего плохого, если бы не та нетерпимость, с которой они ведутся». И Мультатули показывает пример аргументированного, спокойного и обстоятельного обсуждения данной темы. В частности, он обнаруживает ничтожность упрощенного и тенденциозного подхода, при котором ритуальный характер цареубийства голословно отрицается в виду якобы антисемитской мотивации таких рассмотрений.

Мультатули подчеркивает, что цареубийство — дело рук (не)людей, принадлежавших к сатанинской изуверской секте, и переносить их вину на еврейский народ — неправомерно. Поскольку же сатанизм получил небывалое развитие в ХХ веке (вплоть до легализации), существует научная возможность знакомства с сатанинскими ритуальными человеческими жертвоприношениями. И Мультатули завершает свои наблюдения таблицей, где в одной колонке — обязательные пункты сатанинского ритуала, а в другой — соответствующие пункты цареубийства. Этой таблицей завершается первая беседа. Вторая посвящена, в основном, знаменитым надписям на стенах Ипатьевского дома и также опирается на указанный труд Мультатули.

Беседа первая. Признаки ритуала.

Беседа вторая. Надписи на стене.

Заключение

При мысли о том, что убиение Царской Семьи было гораздо страшнее, чем (по доверию к ложным свидетельствам) казалось нам раньше, и что тогдашние их мучения — как физические, так и нравственные — мы и представить себе не можем, вспоминается сказанное Иваном Ильиным в связи с жертвенным смирением Государя в марте 1917 года: «Сердце останавливается, и слова нейдут на ум».

Но молиться мы можем, к молитве призваны. Да не будет тщетным столь горький подвиг наших святых страдальцев. Они не оставили России, не хотели ее оставить, оставим ли мы их? Жестокая правда о преступлении побуждает нас к тем большей серьезности и преодолению цепкого «наследия» устоявшихся взглядов на Царя и Царицу. Слава Богу, мы можем взглянуть покаянно.

Помню мамин смешок при упоминании дневника какой-то Вырубовой. Помню папино объяснение «революционной необходимости» расстрелять Царя: наступали белые войска, и нельзя было оставить царя в живых: дать им «знамя». А дети? — Помню, как не стал о них спрашивать…

Не так много поколений отделяет нас от екатеринбургского злодеяния. Мы всего лишь правнуки или праправнуки тех, кто осмеивал Царскую Чету, а затем безразлично отнесся к их гибели, принимая с готовностью ее оправдание «ради дела революции». Мы внуки и дети тех, кто разделял с готовностью ложь, посеянную предателями, и мы сами ее разделяли.

Мои знакомые продолжают строго судить Царя лишь по нежеланию взглянуть иначе и желанию считать Царя виноватым. Им хотелось бы «иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал». Если же не отрекаться от Пушкина, то надо признать: Царь и Царица держались неложного, сердечного попечения о подданных и не отвернулись от российских людей даже после отвержения Царя со стороны последних. Они пострадали за нас до смерти — теперь мы знаем, что их страдания превышали меру представимого.