Беседа на 3-летие СВО

Объемное, не побоюсь этого слова, фундаментальное интервью с полковником Эдуардом Басуриным выходит в свет на перекрёстке двух важнейших дат современности. Одиннадцать лет прошло с момента начала Русского восстания в Донбассе. Логичным витком развития этих событий стало начало Специальной военной операции, начавшейся три года назад. Оба эти события требуют осмысления. Они парадоксальны, как минимум, потому, что, с одной стороны, ситуация ещё продолжает развиваться. А с другой — это уже история. Не вырубишь топором, как говорится.

Честные беседы с очевидцами и участниками этих событий всегда представляли интерес для историков, социологов, антропологов, политологов, публицистов. И просто умных, неравнодушных людей в у нас в стране, Слава Богу, достаточно. Для них и для того, чтобы сохранить несколько снимков исторических событий и подготовлен этот материал.

Уроки Русской Весны

Артём Ольхин: Эдуард Александрович, мы находимся на пороге двух очень важных дат. Больше 10-ти лет прошло с начала Русской Важная годовщина — день начала СВО. Оба события — поворотные, изменили многое вокруг нас. Если сравнивать ощущения, что есть схожего в этих точках на спирали времени? И что отличается? Какие параллели можно провести?

Эдуард Басурин: Похоже, наверное, только одно было. Эйфория. Только это роднит 2014 и 2022 гг. Ведь Русская Весна — это массовое воодушевление. Люди тогда получили надежду, что наконец появился лозунг, благодаря которому русские люди могут объединиться, причём, не на какой-то части территории, а на большом пространстве. Примерно на таком, какое занимала раньше Российская империя. Это вот первое, что сразу бросается в глаза.

И в 2022 г. после заявления Президента Российской Федерации о начале Специальной военной операции, когда он объяснял причины этого всего, первые кадры в СМИ, которые показывали, как входят войска на территорию Украины с различных направлений. Тогда тоже было чувство «свершилось», «наконец-то». Люди были очень воодушевлены. Потому что мы здесь в Донбассе устали очень сильно от «войны без войны». И вдруг надежда: сейчас всё может решиться очень быстро.

Во всём остальном — существенное различие. Эйфория Русской Весны длилась очень долго. Это ведь не только Донбасс. Это и события, которые происходили и на Украине в том числе. Там люди тоже поднимались, пытались поддержать порыв, который тогда возник. И даже те события, которые разворачивались здесь в Донбассе — они были очень заряжены этой энергией. Люди, которые не знали, что такое война, что такое оружие, вдруг брали это оружие и шли воевать. Они делали это за себя и за всех остальных, в том числе и за тех, кто живёт на «большой земле».

Потом об этом много было скептических отзывов. Некоторые смотрели искоса, не понимали: «Как это вы там за нас воевали?». Но первые ополченцы шли в бой как раз-таки за это, и за большую Россию. Потом это стало «сходить на нет», часто даже искусственно это делалось, специально гасился энтузиазм. Особенно когда в новостной хронологии появился Минск, договоры о том «как мы будем жить». Конечно же, наложение санкций, которые, кстати, возникали из-за Крыма сначала, а не по причине Русской Весны. Поэтому порыв тогда временно ушёл. А в 2022 г. всё опять возродилось.

А.О.: Вы относитесь к более старшему поколению, не те юные идеалисты, которым было по 20-25 лет к моменту начала событий Русской Весны. У Вас уже был жизненный опыт и понимание, как что в мире работает. Тем не менее, Вы тогда искренне, полностью включились в происходящее. Почему это произошло?

Э.Б.: Воспитание. Мы люди другой эпохи. Наше становление происходило в период Советского Союза. Там были идеология, патриотическое воспитание. Поэтому мы нужные сигналы приняли быстрее, нам было проще, мы шли осознанно, в то время, как многие молодые это делали вопреки. Я думаю, эта осознанность во многом помогла становлению Русского Мира здесь, в Донбассе. Важно и то, пожалуй, что мы лучше помнили ветеранов, которые воевали ещё против того нацизма. Что мы благодарны им.

И хорошо, что мы смогли найти те слова, которые молодёжь подхватила. Мы старались вложить им веру в себя, уважение к себе. То, что было в Советском Союзе, а потом мы со временем стали это терять, как на Украине, так и в России.

Мы тогда стали стесняться говорить, что мы великая нация. А сейчас эти моменты несколько перерождаются. Или даже рождаются заново. Потому что величие возникает тогда, когда человек осознаёт, что он достоин. А вот с 2014 г. и по сей день эти моменты идут очень тяжело. Очень много есть сил и людей, которые пытаются не допустить возвращения этой мысли.

Потому что осознание причастности принадлежности к великому народу приводит к тому, что человек начинает задавать вопросы: а почему я так живу? Почему ничего не меняется? Почему для людей ничего не делается?

А проще управлять людьми, которые не задают вопросов. Коллективный Запад начинал это делать ещё с конца 80-х. Старался убить в нас веру в то, что мы великие. В культуре, в образовании, в экономике, в промышленности. Что ты не ходишь с протянутой рукой и говоришь: «Дайте». Ты вместо этого предлагаешь: «Возьмите».

Ведь дело не только в борьбе за русский язык или веру. Во многом в дни Русской Весны люди поднимались именно за утраченное величие.

А.О.: Когда Вы говорите «великие», подразумеваете общество социальной справедливости?

Э.Б.: Не только так. Общество социальной справедливости должно быть всегда. А «величие» подразумевает, что ты просыпаешься с гордостью, что ты родился в этой стране, что ты в ней живёшь, что ты в ней работаешь, что ты создаёшь блага для своей страны. Вот это — величие.

А социальная справедливость нужна для того, чтобы общество нормально развивалось, и наша страна в том числе.

А.О.: Будет ли правильным утверждение, что люди весной 2014 г. встали за то, чтобы вернуть свою Родину назад?

Э.Б.: Да, разумеется. Нас ведь попытались заставить жить по тем правилам, по которым мы не хотим. Мы не воспринимали риторику, что нужно говорить на украинском языке. Не воспринимали речи о том, что украинская история — больше, чем русская. Тут вот как раз слово «справедливость».

Мы помнили, что история у нас была одна, общая. А что была какая-то великая страна Украина — это всё глупости. У них же всё строилось на этом. Националистический шовинизм, которым болеют многие бывшие республики СССР. Первой заболела Прибалтика. Потом Средняя Азия. Украина, Белоруссия. Там ведь тоже есть миф о «великом белорусском языке». Ну глупо же.

А.О.: Если говорить о том, как ополчение превращалось в армию. Какие события Вы назвали бы главными? Кто из людей был незаменим в этом процессе?

Э.Б.: Самое первое, становление, это Славянск. Потому что люди, которые даже при логистике туда могли сразу или попасть в плен или быть убитыми. Второе — это военные операции летом 2014 г. Тут уже хребет, скелет стал образовываться.

В основе этого процесса, конечно, был первый избранный глава, Александр Захарченко, люди, которые находились вокруг него плюс кадровые офицеры, которые не всегда были на виду. Но именно они создали условия для возникновения армии, которая потом появилась.

Ведь «Народная милиция» — в принципе политическое название. Помню, когда мы обсуждали эти моменты и люди, которые участвовали в процессах этих минских соглашений убеждали в том, что так нужно назвать. А мы этого не хотели. Слово «милиция» как-то не ложилось. Нам пытались переводить это с латинского… А тут люди, которые с оружием в руках, которые уже знали, что такое поражение и победа — они были против. Но политические моменты в этом случае переиграли.

А в становлении, конечно, принимали участие и Арсен Павлов, Михаил Толстых (Гиви). Много было ребят. Благодаря им, была создана армия, которой люди поверили. Ведь они остались здесь, а мы должны были сохранить им жизнь.

Конечно, и аэропорт, и Дебальцевская операция. Тогда уже действовали Первый и Второй армейские корпуса. Это был первая совместная операция Донецка и Луганска. Были где-то поражения, где-то победы. Но с кровью и потом зарождались воинская слава и мощь наших вооружённых сил.

Потом Владимир Путин отмечал, что ребята, которые тогда вышли с оружием в руках — вот на кого нужно равняться. Это было очень приятно.

Битва за денацификацию Украины

А.О.: В самом начале СВО — какими были главные успехи и главные ошибки?

Э.Б.: Ошибки в принципе потом стали всем известны. Это очковтирательство. Когда на бумаге подавали одно, а в жизни было совсем другое. Это мобилизационный резерв и его обеспечение. Это самые такие болезненные вещи были. И большие потери тогда были связаны с этим.

Плюс на тот момент мы не поняли, что война изменилась. Технические походы к ведению боевых действий стали другими. Противник к тому времени был хорошо готов, оснащён технически. Им уже тогда помогали все страны Европы и организации, которые здесь базировались.

Например, с камер ОБСЕ, которые 24 часа в сутки работают, они получали информацию. А те снимали с хорошей диоптрией, накрывали большие расстояния. Соответственно, скрыть ничего нельзя. Уже тогда у них беспилотники работали. Это их преимущество привело к тому, что было большое количество смертей.

То, что мобрезерв, где были неподготовленные люди, их просто с койки забрали или с рабочих мест, дали оружие, одели отправили в бой. Хотя на бумаге всё было так, якобы с ними проводились работы, что они готовы и понимают, за что будут умирать. Это, наверное, самое большое упущение.

А.О.: А успехи?

Э.Б.: Они на поверхности до сих пор находятся. Это дорога в Крым. Это канал из Каховского водохранилища. Что врага действительно ошеломило — это скорость продвижения в ЛНР. Почти каждый день там брали по 20-30 сёл. Был даже такой элемент соперничества, наши очень ревностно смотрели на то, что происходит у соседей.

Но надо признать честно. Наши поражения, которые мы получили в том числе, тот же Угледар… С одной стороны, эйфория, мы смогли окружить Мариуполь, фактически взять его в кольцо. После этого хотели расширить плацдарм, идти уже на Запорожье — и тут нам дали по зубам. Большие потери тогда были, потому что руководители, которые тогда управляли этими процессами, не были готовы к ведению боевых действий. Работали по шаблону. А противник жил по другим канонам. Разведданные плюс дальнобойная артиллерия — и фактически эти колонны на ходу уничтожались, не доходя даже до места развёртывания. Вот Угледар сначала был такой, очень болезненный.

А.О.: А как было на горловском направлении?

Э.Б.: Там произошёл один показательный случай, о котором мало кто знает. Наверняка многие помнят видео, которое выкладывала украинская сторона. Там зафиксированы взятые в плен наши мобилизованные. Под Горловку тогда попали преподаватели из училищ, техникумов. И они встали на позиции, на которых перед этим стояли наши бойцы. А более опытный состав был направлен выполнять другие задачи.

Противник, зная об этом, предпринял атаку. А там наших было две группы примерно по 20 человек. И один опорник просто сдался. Их потом показывали, и они рассказывали, кто они такие. А второй оказал сопротивление. ВСУшники были вынуждены отступить, и больше они туда идти не пытались.

Мы тогда даже не говорили об этом. А надо было показывать геройство людей. Обычных мобилизованных, которые ещё толком не поняли, что такое оружие.

Кстати, и Харьков нас тоже очень много чему научил. Это была пощёчина, и серьезная. Из-за этого и реорганизация управленческая, военная начала происходить. Потому что бодрые доклады, о том, что всё у нас хорошо были далеко не всегда правдивы.

А.О.: Несколько слов о бойцах, чьи лица до сих пор перед Вами стоят.

Э.Б.: Самый главный образ — это улыбка. Улыбка человека, который живёт не задумываясь о том, что он сегодня или завтра может умереть. Он живёт, радуется этому. Это основное, что запоминается.

Не человек, который уже лежит «в ящике». Открытом, или закрытом. Таких было очень много. Многих уже нет. Но они остаются в памяти такими. Которые любят своих детей, родителей, близких. Обнимают, целуют их.

А.О.: Что для украинской стороны являлось самым большим шоком во время начала СВО? Потеря Мариуполя?

Э.Б.: Да, знаковый был Мариуполь. Думаю, только со временем рассекретят все данные касательно Спецоперации. Но кроме Мариуполя это точно захват аэродрома под Киевом. Там такой масштаб! Нам только показывают в голливудских фильмах о Вьетнаме что-то похожее. И ведь противник был осведомлён о намерениях нашей армии. Но мы смогли перехитрить, высадить десант и он очень долго там держался.

Для них стали большой неприятностью эти наши действия в подбрюшье Киева. Там же в городе паника была, оттуда начали все бежать.

Ну и как я уже упоминал очень быстрое продвижение войск в ЛНР, пока не упёрлись в Лисичанск, Рубежное, Северодонецк.

А.О.: В первую неделю после начала СВО была пресс-конференция Главы ДНР, где он показывал НАТОвские ноутбуки с картами и оперативными планами. Что было намерение вторжения в Донецк мощной группировкой украинских войск. Что тогда было бы? Геноцид?

Э.Б.: Я тоже на брифингах называл эти цифры. От 110 до 120 тысяч живой силы. Это самая крупная группировка, собранная здесь у линии соприкосновения за всё время конфликта.

Совершенно верно, здесь была бы жёсткая этническая зачистка. Украина действительно вынашивала планы войти на территорию республик и провести полное уничтожение. Те лояльные, кого они знают, могли бы и остаться, но чистка была бы колоссальная. Кто не успел бы убежать — это или тюрьма, или расстрел. Скорее всего, большую часть бы именно расстреливали.

Угроза была очень существенная. Там и серьезное количество наёмников было, и кадровых военных. Мы не один раз показывали это всё, и документы демонстрировали. Но нам же не верили. Говорили, что мы лжём, а наши СМИ — это проводник идеологии обмана. Хотя мы показывали и карты с распределением сил и направлениями удара, как будут расширяться плацдармы, как должны войти второй и третий эшелон.

Для них же главная задача была — это выход на государственную границу. Там ООН и ОБСЕ зафиксировали бы факт, а после этого «единая и неделимая Украина» решала бы вопросы, что тут будет происходить и как.

Недавно Владимир Владимирович Путин заявил для меня неожиданное: что Специальную военную операцию нужно было начинать раньше.

А.О.: На данный момент понятно, что многие солдаты ВСУ продолжают оставаться мотивированными. И продолжают драться до конца. Чем это можно объяснить?

Э.Б.: Думаю, нынешний фундамент заложен в июле 2014 г. Думаю, что кураторами процесса были англичане. Медийщики они очень сильные. И вот летом 2014 г. они кинули клич: «Противник вторгся на вашу землю, все должны быть готовы встать и её защищать».

Мы тогда ощутили, что и ВСУ, и добробаты, которые тогда были, стали воевать по-другому. И везде пошла ещё жёстче промывка мозгов по поводу того, что «живёте вы плохо, потому что есть враг, есть Россия», «вы недоедаете потому что есть Россия». Такое льется 24 часа 7 дней в неделю годами. Поэтому на данный момент мотивация у них уже очень серьезная.

Они прекращают воевать только в 2-х случаях. Или когда заканчиваются психотропные препараты, которые убирают страх, или когда подходят к концу боеприпасы. После этого все становятся водителями, поварами, связистами, медиками, которые вроде как и оружия не знали.

А.О.: Когда мы пренебрежительно относимся к украинской армии, мы сами себя вводим в заблуждение?

Э.Б.: Да, и вредим себе этим очень сильно. Ущербная риторика — против нас вышли плохие бойцы, чего их бояться? Это вместо того, чтобы правильно разъяснять нашим, что с той стороны серьёзный противник, к нему нужно соответственно относиться и быть готовым.

И опять же, если перед нами слабый противник, который не хочет и не умеет воевать, мы как бы показываем слабость своих солдат. Допустим, когда не можем взять высоту несколько месяцев. Значит, что, мы слабые? Наоборот нужно подбадривать наших бойцов, подчёркивать, что они смогли победить, хотя было тяжело.

А.О.: Как Вы думаете, к каким результатам приведут наши переговоры с США?

Э.Б.: Сложный вопрос. Никакого доверия к коллективному Западу нет. Пока, похоже, идёт обмен мнениями. Пытаются услышать друг друга. В первую очередь — какие претензии у сторон есть друг к другу.

Очень важно здесь то, что мы начинаем возвращаться на позиции мировой политики, при которых становимся не участниками процессов, и их руководителями. И это тяжело, потому что мы входим обратно на на позиции, которые раньше утратили. Похоже, что новая администрация, которая пришла к власти в США, тоже это понимает.

У них сейчас тупиковая ситуация по отношению к нам: задавить не получилось, запугать не получилось, надо что-то делать. Вот можно считать, что впервые за долгое время начался диалог между двумя великими державами. Россией и США.

Скорее всего, группы переговорщиков, которые сейчас сформируются, не будут соприкасаться. Потому что война это одно, экономика — другое, а политика ещё третье.

А.О.: Что важно здесь понимать в контексте Донбасса?

Э.Б.: Мне очень понравилась в ООН реплика Василия Небензи о том, что судьба Донецка, Луганска, Запорожья и Херсона обсуждаться не будет. Торг этими территориями исключён.

Вообще Донбасс — это та клейкая масса, которая позволяет соединить заново Россию. При этом я не говорю, что он особенный. Ситуация развернулась таким образом, что нам пришлось стать этим цементом.

А.О.: Какие результаты переговоров для нас можно было бы считать самыми лучшими?

Э.Б.: Возвращение Организации Варшавского договора. Шутка…

Распределение территории и ответственности между державами. Что всё, что есть вокруг России — это наша зона ответственности. И точка. Если кто-то туда вторгается — значит, люди нарушили договорённости и мы имеем полное моральное право применить те виды воздействия, которые наших оппонентов приведут в чувство. Всё другое — это отсрочка проблемы. Для нас идеальны именно такие результаты.

А.О.: С каким настроением Вы смотрите в будущее? Оно оптимистично, или нам наоборот нужно готовиться к каким-то встряскам?

Э.Б.: Это во многом зависит от того, с чем мы выйдем к людям. Ведь русский народ — он же уникален. Он может долго терпеть, прощать. Но во имя какой-то великой цели. Вот если эту цель показать, то вера в наше великое будущее будет только возрастать.

А если пробовать обмануть русский народ — будет большая беда.

Вот недавно отец Никита из Докучаевска мне интересно сказал: православные — это воины, которые стоят у ворот Рая. Поэтому нам и нужна вера, она поможет выжить в эти тяжёлые времена. Ведь величие России всегда строилось на вере. А когда её попытались убрать — начался хаос.

Я в это верю и надеюсь, что мои дети и внуки будут гордиться, что они живут в России. И помыслов отсюда уехать у них никогда не будет. Потому что человек, который отказывается от веры и своей Родины, — он падший.

Читайте нас в Telegram, ВКонтакте и Одноклассниках