
Механизмы самосохранения русского народа
Если хочешь понять, чем жила эпоха — посмотри её фильмы. Послушай песни. Взгляни на старые фото: как там одеты люди, как они держатся, как улыбаются. Если дать себе труд отвлечься от вездесущего смартфона и погрузиться вдруг в предыдущие десятилетия — можно найти много интересного.
В определённый момент становится понятно, например, что русское общество непрерывно. Просто вот чёрно-белый снимок, на нём твои родственники. А вот ты сам — точно такой же, просто обвешанный другими гаджетами, аксессуарами и прочими признаками современности. Но всё это, если убрать мишуру реквизита, — одна непрерывная ткань. Мы, конечно, сами себя отвлекаем от этих полезных размышлений — надо же успевать бежать за цифровым поездом, несущимся в новый дивный мир. Однако годы всё равно берут своё.
Так, например, о каждом поколении принято говорить: «Ой, смотрите, они уже не такие, с ними всё не то. Музыка у них странная, одеваются непонятно, и сленг у них дикий, нерусский». Всё это отчасти правда. Но ведь те, кто говорят это, и сами зачастую — бывшие битники, стиляги или хиппи. Ну, или кто там под какую волну массовой культуры попал. В любом случае там тоже были странные причёски, непонимание с дедами-отцами и рваные штаны. Просто в другом месте тогда так модно было.
Впервые эта мысль возникла у меня, когда вспомнились слова прабабушки: «Я была очень счастлива в молодости». Её молодость, если что, — это суровость коллективизации и предвоенные годы, в Великую Отечественную она чуть не умерла от истощения и оттого, что болела, и трудно было протопить дом. Мой дед, тогда ещё мальчик, с риском для жизни (село было оккупировано немцами и румынами) воровал дрова, чтобы спасти маму. Вот об этом времени она и говорила: «Было очень хорошо. Ведь мы были молоды и всё могли». Так-то.
Мне, подростку в майке Nirvana, пропитанному либеральными и западными установками, сложно верилось в то, что она говорит. А потом прошло время, появились свои набитые шишки, и всё сложилось как в той песне молодого Кобзона: «Что-то с памятью моей стало. Всё, что было не со мной, помню». Произошло это не благодаря информационному полю, оно и тогда было, и сейчас остаётся крайне чужеродным и токсичным. Но человек, если хочет выжить, возвращается к памяти прошлого. Воспроизводит опыт, который в нём заложен именно генетически. Как правильно написал Дмитрий Ноздрин из группы «Куба»: «Люби принцессу назло прогрессу».
И вот уже мои ученики из школы и с исторического факультета сами создают семьи, рожают и воспитывают детей, носят строгие очки — как их бабушки и дедушки в хорошем смысле этого слова.
Получается, что те силы, которые стремятся перекроить в ненормальность одно поколение русских людей за другим, пока что терпят фиаско. Кого-то, конечно, у них получается выбить из колеи и привить самоубийственные алгоритмы поведения. Но в основном общество сохраняет устойчивость. Почему так происходит?
Представим себе, что наша историческая память — это гавань. Порт, в который мы всегда возвращаемся, куда бы ни направлялись и чтобы ни делали. И там стоят корабли. Те самые, на которых ходили в походы наши деды и прадеды. Вот броненосец «Потёмкин». Он, ещё в 1925 г. созданный как художественный образ Сергея Эйзенштейна, вошёл в сознание и до сих пор удивительным образом остаётся в нём. Именно поэтому, когда начинает взрослеть юноша, рождённый в 90-х, и даже фильма этого никогда не видевший, он всё равно представляет себе справедливость именно так: среди людей — всё по-честному, жить можно на одну зарплату, а государство поможет встать на ноги. Этого не происходит уже много лет, но спросите у человека: «Что такое нормальная социальная система?» И он вам воспроизведёт именно этот стереотип.
Ещё один корабль, который обязательно есть в нашей внутренней гавани, — это большая, дурно пахнущая баржа из ельцинского времени. Она перегружена украденной у государства нефтью и подозрительного происхождения купюрами. Забыть её невозможно, приближаться — тошно, а изгнать из сознания не получается никак. Именно поэтому сейчас «заходят» сериалы, ведущие свою линию ещё от пресловутых «Бригады» и «Бумера». Побиты все аудиторные рекорды у «Слова пацана», «Комбинации» и многих других киноисторий, повествующих именно о неизбывной жути распада. С восторгом смотрят их даже те, кто и не жил-то тогда, незачем, казалось бы, вспоминать. Но нет.
Аллегории и образы, которые создают в разное время творцы, часто фиксируют именно «коллективное бессознательное». Вот у братьев Самойловых из «Агаты Кристи» по этому поводу была очень показательная песня (невесёлая, но обнажающая, как говорится, нерв): «Потеряли своё «я» два военных корабля / Позабыли свой фарватер и не помнят, где их цель / И осталась в их мозгах только сила и тоска / Непонятная свобода обручем сдавила грудь / И неясно, что им делать, или плыть, или тонуть / Корабли без капитанов, капитан без корабля / Надо заново придумать некий смысл бытия...».
Вот синхронная погружённость в обе эти исторические эпохи является сейчас основным маркером того, на что внутренне опираются русские люди, когда проектируют будущее или просто быстро решают, как действовать здесь и сейчас.
Есть, конечно, в порту нашей памяти и древнерусская ладья, вернувшаяся из Константинополя, и петровский фрегат, стоявший раньше на рейде в Финском заливе. Но ощущаются и влияют они гораздо меньше. Громадина XX века и сумеречного выхода из него довлеет над нами, как нос броненосца «Потёмкин», накрывающий зрителя в конце картины.
И только совсем недавно в бухте нашей коллективной памяти стали появляться современные образы. Сначала это был юркий боевой катер. Маленький, но с увесистыми доводами в виде ракет, летящих на много «махов». А полноценный, завершённый образ русского общества ещё в строительных лесах. Со стапелей его пока не спускали.
Но вот в 2025 году стало ясно, что образы, направленные в будущее, тоже глубоко укоренены в прошлом. Это нормально и правильно, так и должно быть. Если язык искусства — это универсальный способ передачи сигналов, то сегодня он такой: в год 80-летия Победы один за другим вышли фильмы, как бы говорящие своему зрителю: «Смотри, на войне было вот так. Веселого там было мало. Страшного — много. А ещё, друг мой, неровен час, и нам с тобой тоже предстоит нечто похожее».
Это я к тому, что если раньше на военную тему снимали залихватские «Т-34» и «Девятаев», то сейчас один за другим создаются фильмы, которые пытаются встряхнуть зрителя, отрезвить его. Под эту характеристику подходит и «Группа крови» (картина о том, как нацисты используют детей в качестве доноров), и отличная экранизация книги Бориса Васильева «В списках не значился». Обе шокируют и заставляют думать. Обе рискуют потеряться в общем вале разноцветных фантиков. Но здоровая тенденция появилась.
Лично мне субъективно кажется, что «В списках не значился» нужно было запустить в прокат не 9 мая, а именно накануне 22 июня. Потому что кино о растерянности первых дней войны, испытаниях, которые выдерживают не все, подлости врага и подвиге русского солдата — оно бы органичнее смотрелось не применимо к «Ура, мы победили!», а к сегодняшнему состоянию, когда нужно быть готовым к разным поворотам. До развалин Рейхстага нам ещё далеко.
Так или иначе, пустота в порту нашей памяти начинает заполняться. И те, кто хочет, могут не только посмотреть на новый боевой корабль-красавец, а и приложить руку к его строительству.
А самое главное, что начала ощущаться единая нить, которая объединяет всех оставшихся русскими людей. И приводит их в этот метафорический порт. Гавань, в которой собрано всё, что мы созидали и передавали друг другу сотнями поколений. Не потерять бы.
Читайте нас в Telegram, ВКонтакте и Одноклассниках