19 ноября человечество отпраздновало Всемирный день туалета. В связи с этим хочется разгромить мифы и о «немытой России», и уж тем более, о «ср%ной Рашке»... Для носителей русской ментальности чистое, хорошо натопленное и ярко освещённое жилище наряду со свежей, здоровой, горячей и высококалорийной пищей являются нормой, а совсем не излишеством, как на Западе. А традиции гигиены – неотъемлемая часть русского быта. Европомойка Почему-то мы верим в миф о «просвещённой Европе». Хотя двести лет назад наш соотечественник, оказавшийся в ней, подумал бы, что оказался в выгребной яме. И уж никак не в средоточии высоких идей. Вот как описывает Париж эпохи Великой Французской революции Патрик Зюскинд в своём романе «Парфюмер»: «В городах того времени стояла вонь, почти невообразимая для нас, современных людей. Улицы воняли навозом, дворы воняли мочой, лестницы воняли гнилым деревом и крысиным пометом, кухни – скверным углем и бараньим салом; непроветренные гостиные воняли слежавшейся пылью, спальни – грязными простынями, влажными перинами и остро-сладкими испарениями ночных горшков. Из каминов несло верой, из дубилен – едкими щелочами, со скотобоен – выпущенной кровью. Люди воняли потом и не стиранным платьем; изо рта у них пахло сгнившими зубами, из животов – луковым соком, а из тела, когда они старели, начинали пахнуть старым сыром, и кислым молоком, и болезненными опухолями. Воняли реки, воняли площади, воняли церкви, воняло под мостами и во дворцах. Воняли крестьяне и священники, подмастерья и жены мастеров, воняло все дворянское сословие, вонял даже сам король – он вонял, как хищный зверь, а королева – как старая коза, зимой и летом. Ибо в восемнадцатом столетии еще не была поставлена преграда разлагающей активности бактерий, а потому всякая человеческая деятельность, как созидательная, так и разрушительная, всякое проявление зарождающейся или погибающей жизни сопровождалось вонью». Вонища в Европе стояла потому, что за полтора тысячелетия, прошедших со времён падения Римской Империи, местное население успело растратить навыки гигиены, считавшейся пережитком язычества. Со времён Раннего Средневековья там была распространена практика, на латинском языке носящая название alousia и представлявшая собой сознательный отказ от жизненных удовольствий и наказании грешного тела посредством лишения его самого необходимого, частью из которого представлялось мытьё. Так, киевская княжна Анна Ярославна, став королевой Франции, чуть было не угодила в лапы инквизиции за то, что не только привезла с собой в качестве приданого... частицу геенны огненной, но и любила проводить в ней время. Увы, но пользу русской бани европейцы оценили много веков спустя. Санитарное состояние европейских городов было просто ужасающим. Узкие улицы захламлялись мусором, который выбрасывали на мостовую прямо из домов. Когда он начинал мешать движению, король или местный сеньор приказывал его убрать, чистота поддерживалась несколько дней, после чего всё начиналось снова. Помои и содержимое «ночных ваз» выливались зачастую прямо из окон в прорытую вдоль улицы канаву, причём статуты некоторых городов специально обязывали хозяев трижды предупреждать об этом прохожих криком «Поберегись!». Всё это затем оказывалось в ближайшей реке, из которой брали воду для питья и приготовления пищи. Из колодцев очень часто доставали дохлых крыс, собак и кошек. Понятно, что вся эта евроклоака была просто раем для всевозможных болезнетворных микробов. По её просторам неоднократно проносились эпидемии чумы, холеры, тифа и других хворей. Что интересно, даже в самые чёрные чумные годы эти эпидемии если и касались «отсталой и нецивилизованной» России, то очень поверхностно. Дело в высокой традиционной санитарной культуре людей. Если европеец стригся почти «под Котовского» и вынужден был прятать столь неприглядную причёску под париком, то для русских длинные волосы были нормой. Ну, а борода – вообще главным мужским украшением: не зря Петру I пришлось прилагать немало усилий для насаждения бритья. А всё потому, что пару раз в неделю наш человек капитально мылся. На севере – в бане, на юге – в остывающей печи или просто ванне. Это не считая мытья рук перед едой и умывания по утрам. А явится в храм к воскресной службе немытым и в грязной одежде – вообще было позором. Если цивилизованный европеец выливал помои и «ночное золото» прямо на улицу, откуда все эти отбросы попадали в питьевые источники, то русский никогда так не поступал. В самом дальнем углу двора строился нужник, а по соседству с ним – помойная яма. Колодец, или другой источник питьевой воды в России обычно находился на удалении от жилья и обносился защитным каптажным сооружением, препятствовавшим попадание мусора в воду. Да и селился русский человек всегда поближе к воде, чтобы никогда не испытывать в ней недостатка. Даже в наши дни понятие роскоши для «нас» и для «них» совершенно разные: иностранцы, например, очень экономно расходуют горячую воду во время гигиенических процедур, а столь привычная нам наполненная до краёв ванна «там» давно уже считается атрибутом фильмов о красивой жизни миллионеров. В каморке папы Карло... Перевернув многотомные массивы русской литературы от древнейших былин до наших дней, мы не найдём ни слова о том, чтобы отсутствие либо низкое качество отопления в доме воспринималось нашими соотечественниками как норма. Не топленная хата на страницах книги – всегда признак крайне бедственного положения героя. Тепло в доме не могут себе позволить разве что многодетная вдова-батрачка, которой даже хлеба не на что купить, или же весьма скверный хозяин, чья леность и нерадивость нередко сочетаются с пристрастием к увеселительным напиткам. Либо действие романа разворачивается в военном лихолетье. Зато примеров обратного плана – множество: возьмём, хотя бы известную с детства сказку про Ивана-царевича, который шёл выручать свою невесту из рук Кащея Бессмертного. Так вот, там есть строки о том, как Баба Яга добру молодцу не только баню истопила, но и на печи постелила: обогреть гостя, стоптавшего «семь пар сапог железных да изгрызших семь хлебов каменных», – дело чести. Отопление для русского человека не было роскошью даже в бескрайних степях, где вместо дров использовался кизяк. Зато в странах Западной Европы в старые времена сидеть у нарисованного очага приходилось не только героям знаменитой сказки про золотой ключик, но и большинству жителей, не исключая августейших особ: даже короли не всегда могли себе позволить тёплые покои. Иначе вряд ли таким стратегическим товаром и весомым инструментом дипломатии была бы пушнина: в одной из древнерусских летописей сказано, как князь советует своему послу запастись перед отъездом рысьей шубой, которая в стране назначения стоит очень дорого. Впрочем, холодрыга в западноевропейских домах дала возможность развить целый ряд отраслей экономики. Например, парфюмерную промышленность: известно, что в холодной воде нельзя как следует ни помыться, ни постираться, да и находиться в нетопленном помещении после купели – весьма вредно для здоровья. Вот и оставалось «просвещённым» европейцам маскировать смрад немытого тела всевозможными благовониями. Зато на Руси рынок галантерейных товаров оставался весьма чахлым вплоть до середины XVIII века: даже мыло не считалось первостепенным предметом гигиены, и использовалось обычно для стирки белья, так как пар и берёзовый веник справляются с загрязнённостью тела получше любой химии. Не остался в убытке и гостинично-ресторанный бизнес: известно, что парижская богема питала недюжинную любовь ко всевозможным кафешантанам, в них работали над полотнами Ван Гог и Тулуз-Лотрек, писали свои книги Дюма и Мопассан. Всё объясняется просто: незачем тратиться на отопление своего кабинета в квартире, если можно заказать бокал вина и сидеть за столиком кафе, хоть весь день. По этой же причине многие западные звёзды кино и эстрады предпочитают проживание в отелях обзаведению собственным либо съёмным жильём, а среди состоятельных людей большой популярностью пользуется «зимовка» на курортах в жарких странах: таким образом резко снижаются затраты на «коммуналку». Три свечи на столе? В Бастилию! Почти два столетия назад, победители наполеоновской армии принесли в Россию одну крылатую фразу и одно суеверие. Русских офицеров поначалу сильно удивляло, почему хозяин, к которому их определили на постой, не разрешал играть в карты, если ставка оказывалась слишком низкой: свечи оплачивались из суммы, находящейся на кону. А суеверие гласит, что три свечи в подсвечнике – к беде. Отметим, что до Великой Французской революции это действительно соответствовало истине: по высочайшему повелению король и члены его семьи имели право на две свечи на столе, подданным разрешалась только одна. Понятно, что среди буржуазии находились недовольные этим указом, однако, попытки опротестовать его вышеуказанным способом чаще всего оканчивались заточением в Бастилию. Понятно, почему русские восприняли такие порядки как дикость: для них предметом роскоши не являлось и освещение. О его высокой доступности освещения и развитость вечерних форм времяпровождения среди молодёжи в традиционной крестьянской культуре восточных славян, например, посиделки. Причём привередливость наших людей в этом вопросе достойна того, чтобы о ней было сказано. Самым доступным осветительным прибором на Руси с древнейших времён была лучина. В безлесных местностях её заменял каганец – плошка с жиром, в который погружён фитиль. По причине тусклого света лучина в фольклоре неразрывно ассоциируется с печалью и горем. Кроме того, у неё крайне низкий КПД, поэтому при малейшем улучшении материального положения в семье ей на смену приходили свечи: сальные – в дома победнее, восковые – побогаче. С середины XIX века ведущие позиции в России завоёвывает керосиновая лампа, а спустя полвека начинается победное шествие электричества. В Европе сколько-нибудь доступным для простого человека освещение стало лет сто назад. В Средние Века городские магистраты неусыпно следили за тем, чтобы ремесленники во избежание перепроизводства товаров не работали в тёмное время суток, поэтому свет в окне мог навлечь на хозяина дома гнев властей. Особенно сильно пережитки этого явления заметны в странах, некогда входивших в состав Австро-Венгрии: «жаворонку» там во много раз легче, чем «сове», так как вся жизнь начинается и заканчивается рано. Так, в Будапеште городской транспорт начинает движение в пять утра, зато после девяти вечера в большинство районов города можно добраться разве что на такси. Введение подобного режима дня жители бывших австро-венгерских территорий любят приписывать императору Францу-Иосифу, который был патологическим «жаворонком»: вставал с рассветом и отправлялся ко сну на закате. Но, причина здесь куда более утилитарная: дороговизна освещения. Известно, что Зигмунду Фрейду в бытность его школьной юности за особые успехи в учёбе родители купили керосиновую лампу, чтобы мог подольше позаниматься. А остальные дети в этом семействе, как и прочие венские школьники тех лет, делали уроки при дневном свете: не успел выполнить домашнее задание – твои проблемы. Эрзац третьей свежести Миф о сытой Европе родился в СССР в «эпоху застоя», когда главным впечатлением побывавших за «железным занавесом» становилось изобилие на прилавках. На самом же деле, сравнительно сытой жизнью в плане питания европейцы могут похвастаться примерно с начала 60-х годов ХХ века, до этого их стол был намного более скудным, чем наш. Взять ту же Германию, одарившую наш лексикон термином «эрзац»: именно эта страна в конце XIX века стала родиной таких ныне популярных продуктов, как маргарин, соевые молоко, мясо и конфеты, а также кофе из желудей, ячменя и цикория. Об уровне немецкого достатка в былые времена говорит и то, что стандартный завтрак в Германии состоит из хлеба, маргарина и мармелада! Ах, да, мармелад... 17 июня 1953 года в Берлине произошёл печально Мармеладный бунт: немецкие рабочие устроили забастовку из-за повышения цены на... искусственный мёд и мармелад из агар-агара (даже не из желатина, как у нас!), являвшиеся для них стратегическими товарами. К сожалению, никто не провёл разъяснительной работы среди советских солдат Западной группы войск, в результате командирам пришлось сдерживать наступательный порыв подчинённых, возмутившихся столь недостойным, по их мнению, поводом для забастовки: для нашего человека, в отличие от немца, мармелад – далеко не самое первостепенное лакомство. Ещё можно вспомнить такой немецкий подарок к нашему столу, как традиционный новогодний салат «Селёдка под «шубой»: изначально таким вот образом прусские и саксонские бедняки «маскировали» то, что герой «Мастера и Маргариты» назвал «второй свежестью» рыбы. Если продолжить разговор на эту тему, то продукты «с душком» занимают немаловажное место в традиционной кухне скандинавов и исландцев, и, надо думать, что появились они не от хорошей жизни. Что касается французской кухни, то здесь некачественная еда обрела ещё и романтический ореол: на то же шампанское изначально шёл прокисающий виноматериал, неприятный привкус которого сглаживал углекислый газ. Взять заплесневевшие рокфоры и кишащие червями камамберы: эти ныне популярные сорта сыра изначально являлись производственным браком. Про лягушек сказано немало, зато многие удивятся тому, что к числу изысканных деликатесов во Франции относятся снегири и дрозды, некогда считавшиеся пищей бедных. Лично меня стошнило во время чтения книги «Парижские тайны» Эжена Сю от рецептов тех блюд, которые подавались в общепите французской столицы 30-х годов XIX века: там «бульонка», представлявшая собой смесь объедков с барского стола была вполне обыденным кушаньем не только для деклассированных, но и вполне приличных горожан. Сейчас основу питания в Европе составляют всевозможные полуфабрикаты: купил в магазине, бросил в микроволновку – и на стол. Что-либо готовить по серьёзному, как это делаем мы, при их цене на газ – большая роскошь. Но европейцам и этого мало: несколько лет назад по странам ЕС прокатилась кампания по борьбе с высококалорийными продуктами, когда под предлогом трогательной заботы о здоровье населения повышенными налогами облагались сахар и жиры. Несколько дней назад на аналогичный шаг пошло и правительство Мексики. Похоже, что всё возвращается на круги своя. Идолопоклонство перед заграничным во все времена является характерной чертой отечественной элиты, причём, заимствованию и пересаживанию на нашу почву, как правило, подвергается далеко не самое лучшее из того, что имелось в заморских странах. Однажды услышал мудрую мысль: «Оптимисты говорят, что мы живём в лучшем из миров, пессимисты с горечью констатируют, что так оно и есть...» Увы, но с каждым годом всё больше предпочитаю находиться в числе последних. Читайте нас в Фейсбуке, ВКонтакте и в Твиттере

Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках