Военные будни Донбасса

Не так давно мне снова довелось побывать в одном из военкоматов Донецка. Мало для кого является секретом, что они в ДНР, как и многие другие государственные учреждения, представляют из себя идеальную модель первозданного хаоса, который только потом, много миллионов лет спустя, превратился в стройную систему светил и планет.

Почему-то в унизительной суете в первую очередь в глаза бросился не бардак — ну, много людей, и много. В воздухе висело чувство беды, вот что очень сильно ощущалось.

— Кто крайний получать?

— Что получать? — недоуменно смотрю на женщину.

— Свидетельство погибшего родственника.

Внутри вдруг всё опустилось. Раздражение от шума и толкотни заменила мысль: а ведь здесь много людей, которые пришли совсем не за военными билетами. И не медосмотр проходить. Много женщин и мужчин пенсионного возраста, молодых и среднего возраста женщин, которые служить явно не собираются. Стало понятно, что это родственники погибших и пропавших без вести.

— Кто за медалью последний?

— Я стою, и впереди вон семья, — отвечает средних лет женщина. И уже сама себе продолжает: — Два года, как мужа нет, тут вот вдруг про медаль вспомнили.

Такой вот горечи, такой беды в Донбассе очень много. Гораздо больше, чем в других регионах России. Сейчас, почти три года спустя после начала активных действий на фронте, конечно же, похоронки из зоны СВО разлетелись по всей стране. Но в Донецке, Ясиноватой, Горловке, Красном Луче и Луганске мужчины уходят на войну уже десять лет. А зимой 2022 г., когда от вероятной мобилизации через границы с Грузией и Казахстаном ломанули «лучшие умы человечества», в республиках Донбасса государственные предприятия отдали на фронт 50% сотрудников мужского пола. И ещё много чего некрасивого было. Кто живёт «в краю степей и терриконов», тот знает.

В большой России тогда призвали по несколько тысяч из каждого большого города. Идейные и мотивированные люди пошли сами, добровольцами. Всё это совершенно верно, потому что постоять за Отечество — дело почётное. Однако же в ДНР и ЛНР многие сферы (например, коммунальное хозяйство городов, общественный транспорт и т. д.) не могут оправиться от убыли рабочих рук до сих пор. Об этом не очень-то принято говорить, конечно. А напрасно.

В этот же период попал в армию и мой близкий товарищ Алексей Кудрявцев. Университет, в котором он работал, слил его, игнорируя законы (Лёша — многодетный отец). Но нужно отметить, что он к службе отнёсся спокойно, по-русски: призвали — значит надо. Как и многие другие нормальные мужики, которые сами на войну не рвутся, но когда зовут — заднюю не включают.

Лёша, кстати, на гражданке постоянно ходил с крестным ходом, который у нас постоянно совершает обход здания бывшей областной администрации. Людям неверующим это может показаться смешным, но кто помнит Русскую Весну — этот крестный ход существует с момента тех напряжённых дней 2014 г., когда за «сепарскую» позицию могли и арестовать, и убить. Гражданская война — не шутка.

Мы с семьей Алексея ходили в один храм, там и познакомились. Они с женой — люди интеллигентных профессий. Он — в технических науках, она — в библиотеке. Дети воспитанные, общение интересное. Потом (случайно, но очень кстати) наши дочери попали в один класс в школе.

В общем, когда Алексея призвали, я выгреб из загашника все военные куртки и прочие полезные на передовой вещи и при первой же возможности передал. Моя семья уехала в эвакуацию. Сам я по служебной необходимости оставался в Донецке и очень радовался, когда он приезжал в «увалы». Становилось не так одиноко.

На херсонском направлении «Мех» (таким позывным наградили его сослуживцы) в звании старшего лейтенанта спокойно и достойно нёс службу. Оттуда он привёз собаку, терьера «Пульхерию», которую сам называл «Пуля». Рассказал, что подобрал её возле тела убитого украинского снайпера и по-христиански рассудил: ну, животина же не виновата. У меня тогда тоже появился пёс, прибежавший откуда-то голодный и шальной «Джек-рассел» терьер. Тогда в Донецке под сильно участившимися обстрелами очень много стало неприкаянных и людей, и зверей. Вот с этими собаками мы и прогуливались, общались.

Было видно, что Лёша набирается опыта, становится воином. Когда из-под Херсона его подразделение перевели ближе к Угледару, он стал по возможности заглядывать в обитель батюшки Зосимы, Свято-Успенский Николо-Васильевский монастырь. Присылал фотки оттуда.

На том направлении получил контузию — их машина наехала на танковую мину. Будучи на лечении, он рассказывал, что по всей логике они с водителем должны были погибнуть. Но Господь уберёг.

Недавно он должен был приехать на день рождения дочери. И вдруг стало известно, что в блиндаж, где он находился, «прилетело». Об этом написали журналисты «Спаса», которым Алексей не раз помогал готовить на передовой фильмы и сюжеты. Командование отреагировало: нет точной информации. Ни «200», ни «300» — ничего подтвердить нельзя. Нужно ждать, потому что нет возможности подобраться к тем позициям, где всё произошло. Ждать.

В таком вот режиме — тревожного ожидания — Донбасс живёт уже 10 лет. Ситуация с Лёшей, который и не собирался становиться воином, но стал им, является будто бы метафорой по отношению ко всему, что происходит сейчас.

Не буду скрывать — я пишу этот текст, потому что мне горько. Потому что я не знаю, чем можно помочь в такой ситуации. Потому что хочу передать это чувство. То самое, с которым тут живут целые города. В опасности и бардаке, но с верой в Победу и торжество справедливости. Такая вот диалектика.

Очень хочется верить, что мой товарищ жив.

Когда материал готовился к печати, стало известно, что Алексей погиб. Его тело доставлено в морг на Калинина.

Царствие Небесное воину Алексею!

Читайте нас в Telegram, ВКонтакте и Одноклассниках